Говоря о переписчиках книг в древней Руси, следует упомянуть и о наших летописцах

Почти в каждом монастыре был свой летописец, который в кратких заметках заносит сведения о важнейших событиях своего времени. Полагают, что летописям предшествовали календарные заметки, которые и считаются родоначальником всякой летописи. По своему содержанию летописи можно подразделить на 1) летописи государственные, 2) летописи семейные иди родовые, 3) летописи монастырские или церковные.

Фамильные летописи составляются в родах служилых людей, чтобы видеть государственную службу всех предков.

Последовательность, соблюдаемая в летописи, есть хронологическая: года описываются один за другим.

Если в каком-нибудь году не случилось ничего примечательного, то против этого года в летописи ничего не значится.

Например, в летописи Нестора:

«В лето 6368 (860 года). В лето 6369. В лето 6370. Изгнаша Варяги за море, и не даша им дани, и почаша сами в собе володети; и не бе в них правды....

В лето 6371. В лето 6372. В лето 6373. В лето 6374 иде Аскольд и Дир на Греки...»

Если случалось «знамение небесное», летописец отмечал и его; если было солнечное затмение, летописец простодушно записывал что такого-то года и числа «солнце погибло».

Отцом русской летописи считается преподобный Нестор, монах Киево-Печерской лавры. По исследованиям Татищева, Миллера и Шлецера, он родился в 1056 г., 17 лет поступил в монастырь и умер в 1115 году. Его летопись не сохранилась, но зато дошел до нас список с этой летописи. Этот список называется Лаврентьевским списком, или Лаврентьевскою летописью, потому что списан Суздальским иноком Лаврентием в 1377 году.

В Патерике Печерском про Нестора сказано: «что он поживе лета довольна, утруждаясь в делах летописания и лета вечная поминая».

Лаврентьевская летопись писана на пергаменте, на 173 листах; по сороковую страницу она писана древним уставом, а с 41 страницы до конца - полууставом. Рукопись Лаврентьевской летописи, принадлежавшая графу Мусину-Пушкину, была поднесена им императору Александру I, который подарил ее Императорской Публичной Библиотеке.

Из знаков препинания в летописи употребляется только точка, которая однако ж редко стоить на своем месте.

Эта летопись заключала в себе события до 1305 года (6813 г.).

Лаврентьева я летопись начинается следующими словами:

«Се повести временных лет, откуда есть пошла Русская земля, кто в Киеве начал первее княжити и откуда Русская земля стала есть.

Се начнем повесть сию. По потопе первые сыновья Ноевы разделили землю....» и т. д.

Кроме Лаврентьевской летописи известны «Новгородская летопись», «Псковская летопись», «Никоновская летопись», назван-ная, так потому, что на «листах имеется подпись (скрепа), патриарха Никона, и мн. друг.

Всего насчитывается до 150 вариантов или списков летописей.

Наши древние князья повелевали вносить в летопись все, что случалось при них, доброе и недоброе, без всякой утайки и украшений: «первые наши властодержцы без гнева повелевающие вся добрая и недобрая прилучившаяся описывать, да и прочие по них образы явления будут».

В период междоусобий, в случае какого-нибудь недоразумения, русские князья иногда обращались к летописи, как к письменному доказательству.

В Отделе рукописей Российской национальной библиотеки, вместе с другими ценнейшими рукописями хранится летопись, которая называется Лаврентьевской , по имени человека, переписавшего ее в 1377 году. “Аз (я) худой, недостойный и многогрешный раб божий Лаврентий мних (монах)”,- читаем мы на последней странице.
Книга эта написана на “хартии “, или “телятине “,- так называли на Руси пергамент : особым образом обработанную телячью кожу. Летопись, видно, много читали: ее листы обветшали, во многих местах следы восковых капель от свечей, кое-где стерлись красивые, ровные строчки, в начале книги бегущие через всю страницу, дальше разделенные на два столбца. Много видела эта книга на своем шестисотлетнем веку.

В Рукописном отделе Библиотеки Академии наук в Санкт-Петербурге хранится Ипатьевская летопись . Она была передана сюда в XVIII веке из знаменитого в истории русской культуры Ипатьевского монастыря под Костромой. Написана она в XIV веке. Это большая книга в тяжелом переплете из двух деревянных досок, обтянутых потемневшей кожей. Пять медных “жуков” украшают переплет. Вся книга написана от руки четырьмя разными почерками - значит, над ней работало четыре писца. Писана книга в два столбца черными чернилами с киноварными (ярко-красными) заглавными буквами. Особенно красив второй лист книги, на котором начинается текст. Он весь написан киноварью, словно пламенеет. Заглавные же буквы выведены, напротив, черными чернилами. Много потрудились писцы, создавая эту книгу. С благоговением приступали они к работе. “Летописец Русский с богом починаем. Отче благий”,- написал писец перед текстом.

Самый древний список русской летописи сделан на пергаменте в XIV веке. Это Синодальный список Новгородской Первой летописи. Его можно увидеть в Историческом музее в Москве. Он принадлежал Московской синодальной библиотеке, отсюда его название.

Интересно посмотреть иллюстрированную Радзивиловскую , или Кенигсбергскую, летопись. Одно время она принадлежала панам Радзивилам и была обнаружена Петром Первым в Кенигсберге (ныне Калининграде). Теперь эта летопись хранится в Библиотеке Академии наук в Санкт-Петербурге. Написана она полууставом в конце XV века, по-видимому, в Смоленске. Полуустав - почерк более быстрый и простой, чем торжественный и медлительный устав, но тоже очень красивый.
Радзивиловскую летопись украшает 617 миниатюр! 617 рисунков в цвете - цвета яркие, жизнерадостные - иллюстрируют то, что описано на страницах. Тут можно увидеть и войска, идущие в поход с развевающимися стягами, и битвы, и осады городов. Тут изображены князья, восседающие на “столах”,- столы, служившие троном, в самом деле напоминают нынешние небольшие столики. А перед князем стоят послы со свитками речей в руках. Укрепления русских городов, мосты, башни, стены с “заборблами”, “порубы”, то есть темницы, “вежи” - кибитки кочевников - все это можно наглядно представить по чуть-чуть наивным рисункам Радзивиловской летописи. А что говорить об оружии, доспехах,- они изображены здесь с избытком. Недаром один исследователь назвал эти миниатюры “окнами в исчезнувший мир”. Очень большое значение имеет соотношение рисунков и листа, рисунков и текста, текста и полей. Все сделано с большим вкусом. Ведь каждая рукописная книга - произведение искусства, а не только памятник письменности.


Таковы самые древние списки русских летописей. Они называются “списками” потому, что переписаны с более древних, не дошедших до нас летописей.

Как писались летописи

Текст любой летописи состоит из погодных (составленных по годам) записей. Каждая запись начинается: “В лето такое-то”, и далее следует сообщение о том, что случилось в данное “лето”, то есть год. (Года считались “от сотворения мира”, и чтобы получить дату по современному летосчислению, надо вычесть цифру 5508 или 5507.) Сообщения бывали длинными, развернутыми повестями, а бывали и очень короткими- вроде: “В лето 6741 (1230) подписана (расписана) бысть церковь святые Богородицы в Суздале и измощена мрамором разноличным”, “В лето 6398 (1390) бысть мор во Пскове, яко же (как) не бывал таков; где бо единому выкопали, ту и пятеро и десятеро положиши”, “В лето 6726 (1218) тишина бысть”. Писали и так: “В лето 6752 (1244) не бысть ничтоже” (то есть ничего не было).

Если в один год произошло несколько событий, то летописец соединял их словами: “в то же лето” или “того же лета”.
Записи, относящиеся к одному году, называются статьей . Статьи шли подряд, выделяясь лишь красной строкой. Только некоторым из них летописец давал заглавия. Таковы повести об Александре Невском, князе Довмонте, о Донской битве и некоторые другие.

На первый взгляд может показаться, что летописи так и велись: год за годом добавлялись всё новые записи, словно бусины нанизывались на одну нить. Однако это не так.

Дошедшие до нас летописи - очень сложные произведения по русской истории. Летописцы были публицистами и историками. Их волновали не только современные им события, но и судьбы родины в прошлом. Они делали погодные записи о том, что происходило при их жизни, и добавляли в записи предшествующих летописцев новые сообщения, которые они находили в других источниках. Эти добавления они вставляли под соответствующими годами. В результате всех добавлении, вставок и использования летописцем летописей своих предшественников получался “свод “.

Возьмем пример. Рассказ Ипатьевской летописи о борьбе Изяслава Мстиславича с Юрием Долгоруким за Киев в 1151 году. В этом рассказе три главных участника: Изяслав, Юрий и оын Юрия - Андрей Боголюбский. У каждого из этих князей был свой летописец. Летописец Изяслава Мстиславича восхищался умом и военной хитростью своего князя. Летописец Юрия подробно описал, как Юрий, будучи не в состоянии пройти вниз по Днепру мимо Киева, пустил ладьи через Долобское озеро. Наконец в летописи Андрея Боголюбского описывается доблесть Андрея в битве.
После смерти всех участников ообытий 1151 года их летописи попали к летописцу нового киевского князя. Он соединил их известия в своем своде. Получился яркий и очень полный рассказ.

Но как же удалось исследователям выделить из поздних летописей более древние своды?
Помог этому метод работы самих летописцев. Наши древние историки относились с большим уважением к записям своих предшественников, так как видели в них документ, живое свидетельство о “прежде бывшем”. Поэтому они не переделывали текста полученных ими летописей, а только отбирали в них интересующие их известия.
Благодаря бережному отношению к работе предшественников известия XI-XIV веков сохранены почти в неизменном виде даже в сравнительно поздних летописях. Это и позволяет их выделить.

Очень часто летописцы, как настоящие ученые, указывали, откуда они получили известия. “Когда я пришел в Ладогу, рассказали мне ладожане…”, “Се же слышал от самовидца”,- писали они. Переходя от одного письменного источника к другому, они отмечали: “А се от иного летописца” или: “А се с другого, старого”, то есть списано с другой, старой летописи. Много есть таких интересных приписок. Летописец-пскович, например, делает заметку киноварью против того места, где он рассказывает о походе славян на греков: “О сем писано в чудесах Стефана Сурожского”.

Летописание с самого своего возникновения не было личным делом отдельных летописцев, которые в тиши своих келий, в уединении и безмолвии записывали события своего времени.
Летописцы всегда находились в самой гуще событий. Они сидели в боярском совете, присутствовали на вече. Они сражались “подле стремени” своего князя, сопровождали, его в походы, были очевидцами и участниками осад городов. Наши древние историки выполняли посольские поручения, следили за строительством городских укреплений и храмов. Они всегда жили общественной жизнью своего времени и чаще всего занимали высокое положение в обществе.

В летописании принимали участие князья и даже княгини, княжеские дружинники, бояре, епископы, игумены. Но были среди них и простые монахи, и священники городских приходских церквей.
Летописание было вызвано общественной необходимостью и отвечало общественным требованиям. Оно велось по повелению того или иного князя, или епископа, или посадника. В нем отразились политические интересы равных центров - княжеству городов. В них запечатлелась острая борьба разных социальных групп. Летопись никогда не была бесстрастна. Она свидетельствовала о заслугах и добродетелях, она обвиняла в нарушении прав и законности.

Даниил Галицкий обращается к летописи, чтобы засвидетельствовать измену “льстивых” бояр, которые “Даниила князем себе называли; а сами всю землю держали”-. В острый момент борьбы “печатник” (хранитель печати) Даниила отправился “исписать грабительства нечестивых бояр”. Несколько лет спустя сын Даниила Мстислав велел занести в летопись измену жителей Берёстья (Бреста) “и вписал я в летопись крамолы их”,- пишет летописец. Весь свод Даниила Галицкого и его ближайших преемников - это повесть о крамоле и “многих мятежах” “лукавых бояр” и о доблестях галицких князей.

Иначе дело обстояло в Новгороде. Там победила боярская партия. Прочитайте запись Новгородской Первой летописи об изгнании Всеволода Мстиславича в 1136 году. Вы убедитесь, что перед вами настоящий обвинительный акт против князя. Но это только одна статья из свода. После событий 1136 года было пересмотрено все летописание, которое до того велось под покровительством Всеволода и его отца Мстислава Великого.
Прежнее название летописи, “Русский временник”, было переделано в “Софийский временник”: летопись велась при соборе святой Софии - главном общественном здании Новгорода. Среди некоторых дополнений была сделана запись: “Прежде Новгородская волость, а потом Киевская”. Древностью Новгородской “волости” (слово “волость” означало и “область” и “власть”) летописец обосновывал независимость Новгорода от Киева, его право избирать и изгонять князей по своей воле.

Политическая идея каждого свода выражалась по-своему. Очень ярко она высказана в своде 1200 года игумена Выдубицкого монастыря Моисея. Свод составлен в связи с торжеством по случаю окончания грандиозного по тому времени инженерно-технического сооружения - каменной стены для предохранения горы у Выдубицкого монастыря от размыва водами Днепра. Вам, наверное, будет небезынтересно прочитать подробности.


Стена была поставлена на средства Рюрика Ростиславича, великого князя киевского, который имел “любовь несытну ко зданью” (к созиданию). Князь нашел “подходящего для подобного дела художника”, “мастера не проста”, Петра Милонега. Когда стена была “совершена”, в монастырь приехал Рюрик со всей семьей. После молитвы “о приятии труда его” он сотворил “пир не мал” и “накормил игуменов и всякого чина церковного”. На этом торжестве игумен Моисей выступил с вдохновенной речью. “Дивно днесь видят очи наши,- говорил он.- Ибо многие прежде нас жившие желали видеть то, что мы видим, и не видели, и слышать не сподобились”. Несколько самоуничиженно, по обычаю того времени, игумен обратился к князю: “Нашея грубости писание прими, как дар словесен на похваление добродетели княжения твоего”. Он говорил далее о князе, что его “держава самовластная” сияет “паче (больше) звезд небесных”, она “не только в Русских концах ведома, но и сущим в море далече, ибо по всей земле прошла слава о христолюбивых делах” его. “Не на берегу стоя, но на стене создания твоего, пою тебе песнь победную”,- восклицает игумен. Он называет постройку стены “новым чудом” и говорит, что “кыяне”, то есть жители Киева, стоят теперь на стене и “отовсюду веселие в душу им входит и мнится им яко (будто) аера достигше” (то есть, что они парят в воздухе).
Речь игумена - образец высокого витийственного, то есть ораторского, искусства того времени. Ею кончается свод игумена Моисея. Прославление Рюрика Ростиславича связано с восхищением мастерством Петра Милонега.

Летописям придавалось огромное значение. Поэтому составление каждого нового свода было связано с важным событием в общественной жизни того времени: со вступлением на стол князя, освящением собора, учреждением епископской кафедры.

Летопись была официальным документом . На нее ссылались при разного рода переговорах. Например, новгородцы, заключая “ряд”, то есть договор, с новым князем, напоминали ему о “старине и пошлине” (об обычаях), о “Ярославлих грамотах” и своих правах, записанных в новгородских летописях. Русские князья, отправляясь в Орду, возили с собой летописи и по ним обосновывали свои требования, решали споры. Звенигородский князь Юрий, сын Дмитрия Донского, доказывал свои права на московское княжение “летописцами и старыми списками и духовною (завещанием) отца своего”. Высоко ценились люди, которые могли “говорить” по летописям, то есть хорошо знали их содержание.

Летописцы сами понимали, что они составляют документ, который должен был сохранить в памяти потомков то, чему они были свидетелями. “Да и сие не забвенно будет в последних родах” (в следующих поколениях), “Да сущим по нас оставим, да не до конца забвенно будет”,- писали они. Документальность известий они подтверждали документальным материалом. Они использовали дневники походов, донесения “сторожей” (лазутчиков), письма, разного рода грамоты (договорные, духовные, то есть завещания).

Грамоты всегда производят впечатление своей подлинностью. Кроме того, они раскрывают подробности быта, а иногда и духовный мир людей Древней Руси.
Такова, например, грамота волынского князя Владимира Васильковича (племянника Даниила Галицкого). Это - завещание. Оно написано смертельно больным человеком, понимавшим, что конец его близок. Завещание касалось жены князя и его падчерицы. На Руси был обычай: княгиня после смерти мужа постригалась в монастырь.
Грамота начинается так: “Се аз (я) князь Владимир, сын Васильков, внук Романов пишу грамоту”. Далее перечисляются города и села, которые он давал княгине “по своем животе” (то есть после жизни: “живот” означало “жизнь”). В конце князь пишет: “Если захочет в черницы пойти, пусть идет, если не захочет идти, а как ей любо. Мне не восстать смотреть, что кто будет чинить (делать) по моем животе”. Падчерице своей Владимир назначил опекуна, но велел ему “не отдавать ее замуж неволею ни за кого”.

Летописцы вставляли в своды произведения самых разных жанров - поучения, проповеди, жития святых, исторические повести. Благодаря привлечению разнообразного материала летопись стала огромной энциклопедией, включающей сведения о жизни и культуре Руси того времени. “Если хочешь все узнать, прочти летописца старого Ростовского”,- писал суздальский епископ Симон в широко когда-то известном сочинении начала XIII века - в “Киево-Печерском патерике”.

Для нас русская летопись - неисчерпаемый источник сведений по истории нашей страны, подлинная сокровищница знаний. Поэтому мы с огромной благодарностью относимся к людям, которые сохранили для нас сведения о былом. Нам чрезвычайно драгоценно все, что мы можем о них узнать. Нас особенно трогает, когда со страниц летописи доносится до нас голос летописца. Ведь наши древнерусские писатели, как и зодчие и живописцы, были очень скромны и редко называли себя. Но иногда, словно забывшись, они говорят о себе в первом лице. “Случилось и мне грешному тут же быть”,- пишут они. “Аз многие словеса слышал, еже (которые) и вписал в летописаньи сем”. Иногда летописцы вносят сведения о своей жизни: “В то же лето поставили меня попом”. Эту запись о себе сделал священник одной из новгородских церквей Герман Воята (Воята - сокращение от языческого имени Воеслав).

Из упоминаний летописца о себе в первом лице мы узнаем, присутствовал ли он при описываемом событии или слышал о случившемся из уст “самовидцев”, нам становится ясно, какое положение занимал он в обществе того времени, каково его образование, где он жил и многое другое. Вот он пишет, как в Новгороде стража стояла у городских ворот, “а другие на оной стороне”, и мы понимаем, что это пишет житель Софийской стороны, где был “город”, то есть детинец, кремль, а правая, Торговая сторона была “другая”, “она я”.

Иногда присутствие летописца ощущается в описании явлений природы. Он пишет, например, как “выло” и “стучало” замерзающее Ростовское озеро, и мы можем представить себе, что он был где-то на берегу в это время.
Бывает, что летописец выдает себя в грубоватом просторечье. “А он пролгался”,- пишет пскович об одном князе.
Летописец постоянно, даже не упоминая о себе, все же словно незримо присутствует на страницах своего повествования и заставляет нас смотреть его глазами на происходившее. Особенно явственно звучит голос летописца в лирических отступлениях: “О горе, братья!” или: “Кто не подивится тому, кто не восплачет!” Иногда наши древние историки передавали свое отношение к событиям в обобщенных формах народной мудрости - в пословицах или в поговорках. Так, летописец-новгородец, говоря, как сместили с должности одного из посадников, добавляет: “Кто копает под другим яму, сам в нее ввалится”.

Летописец не только рассказчик, он и судья. Он судит по нормам очень высокой морали. Его постоянно волнуют вопросы добра и зла. Он то радуется, то негодует, восхваляет одних и порицает других.
Последующий “сводчик” соединяет противоречивые точки зрения своих предшественников. Изложение становится полнее, разностороннее, спокойнее. В нашем сознании вырастает эпический образ летописца - мудрого старца, который бесстрастно зрит на суету мира. Этот образ гениально воспроизвел А. С. Пушкин в сцене Пимена и Григория. Этот образ жил уже в сознании русских людей в древности. Так, в Московской летописи под 1409 годом летописец вспоминает “начального летословца Киевского”, который все “временнобогатства” земные (то есть всю суетность земную) “не обинуяся показует” и “без гнева” описывает “все доброе и недоброе”.

Над летописями трудились не только летописцы, но и простые писцы.
Если вы посмотрите на древнерусскую миниатюру, изображающую писца, вы увидите, что он сидит на “стульце ” с подножием и держит на коленях свиток или пачку перегнутых в два - четыре раза листов пергамента или бумаги, на которых он пишет. Перед ним на низком столике стоит чернильница и песочница. В те времена непросохшие чернила присыпали песком. Тут же на столике лежит перо, линейка, ножик для чинки перьев и подчистки неисправных мест. На подставке лежит книга, с которой он списывает.

Труд писца требовал большого напряжения и внимания. Писцы работали нередко от рассвета до темноты. Им мешали усталость, болезни, чувство голода и желание спать. Чтобы немного отвлечься, они делали приписки на полях своих рукописей, в которых изливали свои жалобы: “Ох, ох, голова мя болить, не могу писати”. Иногда писец просит бога рассмешить его, так как его мучает дремота и он боится, что сделает ошибку. А тут еще попадется “лихое перо, невольно им писати”. Под влиянием голода писец делал ошибки: вместо слова “хлябь” писал “хлеб”, вместо “купель” - “кисель”.

Неудивительно, что писец, дописав последнюю страницу, передает свою радость припиской: “Аки заяц рад, сети избег, так рад писец, последнюю страницу дописав”.

Длинную и очень образную приписку сделал монах Лаврентий, закончив свой труд. В этой приписке чувствуется радость свершения большого и важного дела: “Радуется купец прикуп сотворив, и кормчий в отишье пристав, и странник в отечество свое пришед; так же радуется и книжный списатель, дошед конца книгам. Тако ж и аз худый недостойный и многогрешный раб божий Лаврентий мних… А ныне, господа отцы и братья, оже ся (если) где описал или переписал, или не дописал, чтите (читайте), исправляя бога деля (ради бога), а не кляните, занеже (так как) книги ветшаны, а ум молод, не дошел”.

Древнейший дошедший до нас русский летописный свод называется “Повестью временных лет” . Он доводит свое изложение до второго десятилетия XII века, но до нас он дошел лишь в списках XIV и последующих веков. Составление “Повести временных лет” относится к XI - началу XII веков, к тому времени, когда Древнерусское государство с центром в Киеве было относительно едино. Вот почему у авторов “Повести” был такой широкий охват событий. Их интересовали вопросы, представлявшие значение для всей Руси в целом. Они остро сознавали единство всех русских областей.

В конце XI века благодаря экономическому развитию русских областей происходит их обособление в самостоятельные княжества. У каждого княжества появляются свои политические и экономические интересы. Они начинают соперничать с Киевом. Каждый стольный город стремится подражать “матери городов русских”. Достижения искусства, зодчества и литературы Киева оказываются образцом для областных центров. Культура Киева, распространяясь на все области Руси XII столетия, попадает на подготовленную почву. В каждой области были до того свои самобытные традиции, свои художественные навыки и вкусы, уходившие в глубокую языческую древность и тесно связанные с народными представлениями, привязанностями, обычаями.

Из соприкосновения несколько аристократической культуры Киева с народной культурой каждой области выросло многообразное древнерусское искусство, единое и благодаря славянской общности, и благодаря общему образцу - Киеву, но везде разное, самобытное, непохожее на соседа.

В связи с обособлением русских княжеств ширится и летописание. Оно развивается в таких центрах, где до XII века велись разве что разрозненные записи, например в Чернигове, Переяславе Русском (Переяслав-Хмельницкий), в Ростове, Владимире на Клязьме, в Рязани и в других городах. Каждый политический центр чувствовал теперь острую необходимость иметь свое летописание. Летопись стала необходимым элементом культуры. Нельзя было жить без своего собора, без своего монастыря. Точно так же нельзя было жить без своей летописи.

Обособление земель сказалось на характере летописания. Летопись становится уже по охвату событий, по кругозору летописцев. Она замыкается рамками своего политического центра. Но и в этот период феодальной раздробленности не забывалось общерусское единство. В Киеве интересовались событиями, которые происходили в Новгороде. Новгородцы присматривались к тому, что делается во Владимире и Ростове. Владимирцев волновала судьба Переяславля Русского. И конечно, все области обращались к Киеву.

Этим объясняется, что в Ипатьевской летописи, то есть в южнорусском своде, мы читаем о событиях, имевших место в Новгороде, во Владимире, в Рязани и т.д. В северо-восточном своде - в Лаврентьевской летописи рассказывается о том, что происходило в Киеве, Переяславле Русском, Чернигове, Новгороде-Северском и в других княжествах.
Больше других замкнулась в узких пределах своей земли Новгородская и Галицко-Волынская летописи, но и там мы найдем известия о событиях общерусских.

Областные летописцы, составляя свои своды, начинали их с “Повести временных лет”, где рассказывалось о “начале” Русской земли, и следовательно, о начале каждого областного центра. “Повесть временных лет* поддерживала у наших историков сознание общерусского единства.

Наиболее красочной, художественной по изложению была в XII веке Киевская летопись , вошедшая в Ипатьевский список. Она вела последовательное изложение событий от 1118 до 1200 года. Этому изложению была предпослана “Повесть временных лет”.
Киевская летопись - летопись княжеская. В ней много повестей, в которых главным действующим лицом был тот или другой князь.
Перед нами проходят рассказы о княжеских преступлениях, о нарушении клятв, о разорении владений враждующих князей, об отчаянии жителей, о гибели огромных художественных и культурных ценностей. Читая Киевскую летопись, мы словно слышим звуки труб и бубнов, треск ломающихся копий, видим облака пыли, скрывающие и всадников и пеших. Но общий смысл всех этих полных движения, запутанных рассказов глубоко гуманный. Летописец настойчиво восхваляет тех князей, которые “не любят кровопролития” и в то же время исполнены доблести, желания “пострадать” за Русскую землю, “всем сердцем желают ей добра”. Таким образом создается летописный идеал князя, который отвечал народным идеалам.
С другой стороны, в Киевской летописи звучит гневное осуждение нарушителей порядка, клятвопреступников, князей, которые начинают напрасные кровопролития.

Летописание в Новгороде Великом началось еще в XI веке, но окончательно оформилось в XII веке. Первоначально оно, как и в Киеве, было летописанием княжеским. Особенно много сделал для Новгородской летописи сын Владимира Мономаха Мстислав Великий. После него летопись велась при дворе Всеволода Мстиславича. Но Всеволода новгородцы изгнали в 1136 году, и в Новгороде установилась вечевая боярская республика. Летописание перешло ко двору новгородского владыки, то есть архиепископа. Оно велось при соборе святой Софии и в некоторых городских церквах. Но от этого оно отнюдь не стало церковным.

Новгородская летопись всеми корнями уходит в народную толщу. Она грубовата, образна, пересыпана пословицами и сохранила даже в написании характерное “цокание”.

Большая часть повествования ведется в форме кратких диалогов, в которых нет ни одного лишнего слова. Вот небольшой рассказ о споре князя Святослава Всеволодовича, сына Всеволода Большое Гнездо, с новгородцами из-за того, что князь хотел сместить неугодного ему новгородского посадника Твердислава. Спор этот происходил на вечевой площади в Новгороде в 1218 году.
“Князь же Святослав прислал своего тысяцкого на вече, речё (говоря): “Не могу быть с Твердиславом и отнимаю от него посадничество”. Рекоша же новгородцы: “Е (есть) ли вина его?” Он же рече: “Без вины”. Рече Твердислав: “Тому еемь рад, оже (что) вины моей нету; а вы, братья, в посадничестве и в князех” (то есть новгородцы вправе давать и снимать посадничество, приглашать и выгонять князей). Новгородцы же отвещаша: “Княже, оже нету зины его, ты к нам крест целовал без вины мужа не лишити (не снимать с должности); а тебе ся кланяем (кланяемся), а се наш посадник; а в то ся не вдадим” (а на то мы не пойдем). И бысть мир”.
Вот так кратко и твердо отстояли новгородцы своего посадника. Формула “А тебе ся кланяем” не означала поклонов с просьбой, а, напротив, кланяемся и говорим: иди прочь. Святослав это отлично понял.

Новгородский летописец описывает вечевые волнения, смены князей, постройки церквей. Его интересуют все мелочи жизни родного города: погода, недород, пожары, цены на хлеб и на репу. Даже о борьбе с немцами и шведами летописец-новгородец рассказывает деловито, кратко, без лишних слов, без каких-либо прикрас.

Новгородское летописание можно сопоставить с новгородской архитектурой, простой и суровой, и с живописью - сочной и яркой.

В XII веке возникает летописное дело и на северо-востоке - в Ростове и во Владимире. Эта летопись вошла в свод, переписанный Лаврентием. Она также открывается “Повестью временных лет”, которая попала на северо-восток с юга, но не из Киева, а из Переяславля Русского - вотчины Юрия Долгорукого.

Владимирское летописание велось при дворе епископа при Успенском соборе, построенном Андреем Боголюбским. Это наложило на него свой отпечаток. В нем много поучений, религиозных размышлений. Герои произносят длинные молитвы, но редко ведут друг с другом живые и краткие разговоры, которых так много в Киевской и особенно в Новгородской летописи. Владимирская летопись суховата и в то же время многоречива.

Но во владимирском летописании сильнее чем где-либо прозвучала мысль о необходимости собирания Русской земли в одном центре. Для владимирского летописца этим центром, разумеется, был Владимир. И он настойчиво проводит мысль о главенстве города Владимира не только среди других городов края - Ростова и Суздаля, но и в системе русских княжеств в целом. Владимирскому князю Всеволоду Большое Гнездо присваивается впервые в истории Руси титул великого князя. Он становится первым среди прочих князей.

Летописец изображает владимирского князя не столько смелым воином, сколько строителем, рачительным хозяином, строгим и справедливым судьей, добрым семьянином. Владимирское летописание становится все более торжественным, как торжественны владимирские соборы, но ему не хватает высокого художественного мастерства, которого достигли владимирские зодчие.

Под 1237 годом в Ипатьевской летописи киноварью горят слова: “Побоище Батыево”. В других летописях также выделено: “Батыева рать”. После татарского нашествия летописание прекратилось в целом ряде городов. Однако, заглохнув в одном городе, оно подхватывалось в другом. Оно становится короче, беднее по форме и известиям, но не замирает.

Основная тема русских летописей XIII века - ужасы татарского нашествия и последующего ига. На фоне довольно скупых записей выделяется повесть об Александре Невском, написанная южнорусским летописцем в традициях киевского летописания.

Владимирская великокняжеская летопись переходит в Ростов, он меньше пострадал от разгрома. Здесь летопись велась при дворе епископа Кирилла и княгини Марии.

Княгиня Мария была дочерью убитого в Орде князя Михаила Черниговского и вдовой погибшего в битве с татарами на реке Сити Василька Ростовского. Это была выдающаяся женщина. Она пользовалась огромным почетом и уважением в Ростове. Когда князь Александр Невский приезжал в Ростов, он кланялся “святей Богородице и епископу Кириллу и великой княгине” (то есть княгине Марии). Она же “чтила князя Александра с любовью”. Мария присутствовала при последних минутах жизни брата Александра Невского - Дмитрия Ярославича, когда он, по обычаю того времени, постригался в чернецы и в схиму. Смерть ее описана в летописи так, как обычно описывали кончину только выдающихся князей: “Того же лета (1271) бысть знамение в солнци, яко (будто) погибнути ему всему до обеда и пакы (снова) наполнится. (Вы понимаете, речь идет о солнечном затмении.) Тое же зимы преставися благоверная, христолюбивая княгиня Василькова месяца декабря в 9 день, яко (когда) литургию поют по всему городу. И предаст душу тихо и нетрудно, безмятежно. Слышаша вси люди града Ростова преставление ее и стекошася вси люди в монастырь святого Спаса, епископ Игнатий и игумены, и попы, и клирцы, певше над нею обычные песнопения и по-гребоша ю (ее) у святого Спаса, в ее монастыре, с многими слезами”.

Княгиня Мария продолжала дело отца и мужа. По ее указанию в Ростове было составлено житие Михаила Черниговского. Она построила в Ростове церковь “во имя его” и установила ему церковный праздник.
Летописание княгини Марии проникнуто идеей необходимости крепко стоять за веру и независимость родины. В нем рассказывается о мученической смерти русских князей, стойких в борьбе с врагом. Таким выведен Василёк Ростовский, Михаил Черниговский, рязанский князь Роман. После описания его лютой казни идет воззвание к русским князьям: “О возлюбленные князья русские, не прельщайтесь пустою и обманчивою славою света сего…, возлюбите правду и долготерпение и чистоту”. Роман ставится в пример русским князьям: мученичеством он приобрел себе царствие небесное вместе “со сродником своим Михаилом Черниговским”.

В рязанском летописании времен татарского нашествия события рассматриваются под другим углом. В нем звучит обвинение князей в том, что они виновники несчастий татарского разорения. Обвинение прежде всего касается владимирского князя Юрия Всеволодовича, который не послушал мольбы рязанских князей, не пошел им на помощь. Ссылаясь на библейские пророчества, рязанский летописец пишет, что еще “прежде сих”, то есть до татар, “отнял господь у нас силу, а недоумение и грозу и страх и трепет вложил в нас за грехи наши”. Летописец высказывает мысль, что Юрий “уготовал путь” татарам княжескими усобицами, Липецкой битвой, и теперь за эти грехи русские люди терпят казнь божию.

В конце XIII - начале XIV века развивается летописание в городах, которые, выдвинувшись в это время, начинают оспаривать друг у друга великое княжение.
Они продолжают мысль владимирского летописца о верховенстве своего княжества в Русской земле. Такими городами были Нижний Новгород, Тверь и Москва. Их своды отличаются широтой. Они соединяют летописный материал разных областей и стремятся стать общерусскими.

Нижний Новгород стал стольным городом в первой четверти XIV века при великом князе Константине Васильевиче, который “честно и грозно боронил (оборонял) отчину свою от сильнее себя князей”, то есть от князей московских. При его сыне, великом князе суздальско-нижегородском Дмитрии Константиновиче, в Нижнем Новгороде устанавливается вторая на Руси архиепископия. До этого только владыка новгородский имел сан архиепископа. Архиепископ подчинялся в церковном отношении непосредственно греческому, то есть византийскому патриарху, тогда как епископы были подчинены митрополиту всея Руси, который в это время уже жил в Москве. Вы сами понимаете, насколько было важно с политической точки зрения для нижегородского князя, чтобы церковный пастырь его земли не зависел от Москвы. В связи с учреждением архиепископии была составлена летопись, которая называется Лаврентьевской. Лаврентий, инок Благовещенского монастыря в Нижнем Новгороде, составил ее для архиепископа Дионисия.
Летопись Лаврентия уделила большое внимание основателю Нижнего Новгорода Юрию Всеволодовичу, владимирскому князю, погибшему в битве с татарами на реке Сити. Лаврентьевская летопись - бесценный вклад Нижнего Новгорода в русскую культуру. Благодаря Лаврентию мы имеем не только самый древний список “Повести временных лет”, но и единственный список “Поучения Владимира Мономаха детям”.

В Твери летопись велась с XIII по XV век и наиболее полно сохранилась в Тверском сборнике, Рогожском летописце и в Симеоновской летописи. Начало летописания ученые связывают с именем тверского епископа Симеона, при котором была построена “великая соборная церковь” Спаса в 1285 году. В 1305 году великий князь Михаил Ярославич Тверской положил начало великокняжескому летописанию в Твери.
В Тверской летописи много записей о постройках церквей, о пожарах и междоусобных бранях. Но в историю русской литературы тверская летопись вошла благодаря ярким повестям об убиении тверских князей Михаила Ярославича и Александра Михайловича.
Тверской летописи мы обязаны и красочным рассказом о восстании в Твери против татар.

Первоначальное летописание Москвы ведется при Успенском соборе, построенном в 1326 году митрополитом Петром, первым митрополитом, который стал жить в Москве. (До того митрополиты жили в Киеве, с 1301 года - во Владимире). Записи московских летописцев были краткими и суховатыми. Они касались постройки и росписей церквей - в Москве в это время велось большое строительство. Они сообщали о пожарах, о болезнях, наконец, о семейных делах великих князей московских. Однако постепенно - это началось уже после Куликовской битвы - летописание Москвы выходит из узких рамок своего княжества.
По своему положению главы русской церкви митрополит интересовался делами всех русских областей. При его дворе собирались областные летописи в копиях или в подлинниках, летописи свозились из монастырей и соборов. На основании всего собранного материала в 1409 году в Москве был создан первый общерусский свод . В него вошли известия из летописей Великого Новгорода, Рязани, Смоленска, Твери, Суздаля и других городов. Он осветил историю всего русского народа еще до объединения всех русских земель вокруг Москвы. Свод послужил идейной подготовкой для этого объединения.

Повесть временных лет - Начало древнерусского летописания принято связывать с устойчивым общим текстом, которым начинается подавляющее большинство дошедших до нашего времени летописных сводов. Текст "Повести временных лет" охватывает длительный период - с древнейших времен до начала второго десятилетия XII в. Это один из древнейших летописных сводов, текст которого был сохранен летописной традицией. В разных летописях текст Повести доходит до разных годов: до 1110 г. (Лаврентьевский и близкие ему списки) или до 1118 г. (Ипатьевский и близкие ему списки). Обычно это связывают с неоднократным редактированием Повести. Летопись, которую принято именовать Повестью временных лет, была создана в 1112 г. Нестором - предположительно автором двух известных агиографических произведений - Чтений о Борисе и Глебе и Жития Феодосия Печерского.

Летописные своды, предшествовавшие Повести временных лет: в составе Новгородской I летописи сохранился текст летописного свода, предшествовавшего Повести временных лет. Повести временных лет предшествовал свод, который предложили назвать Начальным. Исходя из содержания и характера изложения летописи, его было предложено датировать 1096-1099 гг. Он-то и лег в основу Новгородской I летописи. Дальнейшее изучение Начального свода, однако, показало, что и он имел в своей основе какое-то произведение летописного характера. Из этого можно сделать вывод о том, что в основе Начального свода лежала какая-то летопись, составленная между 977 и 1044 гг. Наиболее вероятным в этом промежутке считается 1037 г., под которым в Повести помещена похвала князю Ярославу Владимировичу. Это гипотетическое летописное произведение исследователь предложил назвать Древнейшим сводом. Повествование в нем еще не было разбито на годы и было сюжетным. Годовые даты в него внес Киево-Печерский монах Никои Великий в 70-х годах XI в. летопись повествование древнерусский

Внутренняя структура: «Повести временных лет» состоит из недатированного "введения" и годовых статей разного объема, содержания и происхождения. Эти статьи могут иметь характер:

  • 1) кратких фактографических заметок о том или ином событии;
  • 2) самостоятельной новеллы;
  • 3) части единого повествования, разнесенного по разным годам при хронометрировании первоначального текста, не имевшего погодной сетки;
  • 4) "годовых" статей сложного состава.

Львовская летопись - летописный свод, охватывающий события с древнейших времен до 1560. Названа по имени издателя Н.А. Львова, выпустившего её в 1792. В основе летописи лежит свод, сходный со 2-и Софийской летописью (в части с кон. XIV в. до 1318) и Ермолинской летописью. В Львовской летописи имеются некоторые оригинальные ростово-суздальские известия) происхождение которых может быть связано с одной из ростовских редакций общерусских митрополичьих сводов.

Лицевой летописный свод - летописный свод 2-й пол. XVI в. Создание свода длилось с перерывами более 3 десятилетий. Его можно разделить на 3 части: 3 тома хронографа, содержащего изложение всемирной истории от сотворения мира до Х века, летописание «лет старых» (1114-1533) и летописание «лет новых» (1533-1567). В разное время созданием свода руководили выдающиеся государственные деятели (члены Избранной рады, митрополит Макарий, окольничий А.Ф. Адашев, священник Сильвестр, дьяк И.М. Висковатый и др.). В 1570 работы над сводом были прекращены.

Лаврентьевска летопись - пергаментная рукопись, содержащая копию летописного свода 1305. Текст начинается с «Повести временных лет» и доведён до начала XIV в. В рукописи отсутствуют известия за 898-922, 1263-1283 и 1288-1294. Свод 1305 представлял собой великокняжеский владимирский свод, составленный в период, когда великим князем владимирским был тверской князь. Михаил Ярославич. В основе его лежал свод 1281, дополненный с 1282 летописными известиями. Рукопись была написана монахом Лаврентием в Благовещенском монастыре Нижнего Новгорода или во Владимирском Рождественском монастыре.

Летописец Переяславля-Суздальского - летописный памятник, сохранившийся в одной рукописи XV в. под названием «Летописец русских царей». Начало Летописца (до 907 года) имеется ещё в одном списке XV в. Но собственно Летописец Переяславля-Суздальского охватывает события 1138-1214. Летопись была составлена в 1216-1219 и является одной из древнейших из числа дошедших до наших дней. В основу Летописца положен Владимирский летописный свод начала XIII века, близкий Радзивилловской летописи. Этот свод был переработан в Переславле-Залесском с привлечением местных и некоторых других известий.

Летопись Авраамки - общерусский летописный свод; составлен в Смоленске в конце XV в. Название своё получил по имени писца Авраамки, переписавшего (1495) по повелению смоленского епископа Иосифа Солтана большой сборник, в составе которого была и эта летопись. Непосредственным источником Летописи Авраамки послужил Псковский свод, объединявший известия различных летописей (Новгородский 4-й, Новгородский 5-й и др.). В Летописи Авраамки наиболее интересны статьи 1446 -1469 и юридические статьи (в их числе - Русская Правда), соединённые с Летописью Авраамки.

Летопись Нестора - написанная во 2-й половине XI - начале XII вв. монахом Киевского пещерного (печерского) монастыря Нестором хроника, исполненная патриотической идей русского единения. Считается ценным историческим памятником средневековой Руси.

О жизни преподобного Нестора летописца до того, как он стал насельником Киево-Печерского монастыря, нам не известно практически ничего. Мы не знаем, кем он был по социальному статусу, не знаем точную дату его рождения. Ученые сходятся на приблизительной дате — середина XI века. История не зафиксировала даже мирского имени первого историка земли Русской. А он — сохранил для нас бесценные сведения о психологическом облике святых братьев-страстотерпцев Бориса и Глеба, преподобного Феодосия Печерского, оставшись в тени героев своих трудов. Обстоятельства жизни этого выдающегося деятеля русской культуры приходится восстанавливать по крупицам, и не все лакуны в его жизнеописании можно заполнить. Память преподобного Нестора мы отмечаем 9 ноября.

Преподобный Нестор пришел в знаменитый Киево-Печерский монастырь, будучи семнадцатилетним юношей. Святая обитель жила по строгому Студийскому уставу, который ввел в ней преподобный Феодосий, позаимствовав его из византийских книг. Согласно этому уставу, прежде чем дать монашеские обеты, кандидат должен был пройти длительный подготовительный этап. Вновь пришедшим сначала предстояло носить мирскую одежду — до тех пор, пока они не изучат хорошо правила монастырской жизни. После этого кандидатам разрешалось надеть монастырское одеяние и приступить к испытаниям, то есть показать себя в работе на различных послушаниях. Тот, кто прошел эти испытания успешно, принимал постриг, но на этом испытание не заканчивалось — последним этапом принятия в монастырь являлось пострижение в великую схиму, которого удостаивались не все.

Преподобный Нестор прошел весь путь от простого послушника до схимонаха всего за четыре года, а также получил сан диакона. Немалую роль в этом сыграли, помимо послушания и добродетели, его образованность и выдающийся литературный талант.

Киево-Печерский монастырь представлял собой уникальное явление в духовной жизни Киевской Руси. Численность братии доходила до ста человек, что было редкостью даже для самой Византии. Строгость общинного устава, найденного в константинопольских архивах, не имела аналогов. Монастырь процветал и в материальном плане, хотя его наместники не заботились о собирании богатств земных. К голосу обители прислушивались сильные мира сего, он имел реальное политическое и, главное, духовное влияние на общество.

Молодая Русская Церковь в то время активно осваивала богатейший материал византийской церковной книжности. Перед ней стояла задача создания оригинальных русских текстов, в которых был бы явлен национальный облик русской святости.

Первый агиографический (агиография — богословская дисциплина, изучающая жития святых, богословские и историко-церковные аспекты святости. — Ред.) труд преподобного Нестора — «Чтение о житии и погублении блаженных страстотерпцев Бориса и Глеба» — посвящен памяти первых русских святых. Летописец, по-видимому, откликнулся на ожидающееся общерусское церковное торжество — освящение каменной церкви над мощами святых Бориса и Глеба.

Труд преподобного Нестора был не первым среди работ, посвященных этой теме. Однако он не стал излагать историю братьев по готовому летописному преданию, но создал текст, глубоко оригинальный по форме и по содержанию. Автор «Чтения о житии…» творчески переработал лучшие образцы византийской житийной литературы и смог выразить очень важные для русского церковного и государственного самосознания идеи. Как пишет исследователь древнерусской церковной культуры Георгий Федотов, «память святых Бориса и Глеба была голосом совести в междукняжеских удельных счетах, не урегулированных правом, но лишь смутно ограничиваемых идеей родового старшинства».

Преподобный Нестор не располагал большим количеством данных о смерти братьев, но как тонкий художник смог воссоздать психологически достоверный образ истинных христиан, безропотно принимающих смерть. Подлинно христианская смерть сыновей крестителя русского народа князя Владимира вписана летописцем в панораму общемирового исторического процесса, который он понимает как арену вселенской борьбы добра и зла.

Отец русского монашества

Второе житийное произведение преподобного Нестора посвящено жизни одного из основателей Киево-Печерского монастыря — преподобного Феодосия. Он пишет этот труд в 1080‑х годах, спустя всего несколько лет после кончины подвижника, в надежде на скорую канонизацию преподобного. Надежде этой, однако, не суждено было сбыться. Преподобного Феодосия канонизировали только в 1108 году.

Внутренний облик преподобного Феодосия Печерского имеет для нас особое значение. Как пишет Георгий Федотов, «в лице преподобного Феодосия Древняя Русь нашла свой идеал святого, которому оставалась верна много веков. Преподобный Феодосий — отец русского монашества. Все русские иноки — дети его, носящие на себе его фамильные черты». А Нестор Летописец был тем человеком, который сохранил для нас его неповторимый облик и создал на русской почве идеальный тип жизнеописания преподобного. Как пишет тот же Федотов, «труд Нестора ложится в основу всей русской агиографии, вдохновляя на подвиг, указывая нормальный, русский путь трудничества и, с другой стороны, заполняя общими необходимыми чертами пробелы биографического предания. <…> Все это сообщает Несторову житию исключительное значение для русского типа аскетической святости». Летописец не был свидетелем жизни и подвигов преподобного Феодосия. Тем не менее в основе его житийного рассказа — свидетельства очевидцев, которые он смог соединить в цельный, яркий и запоминающийся рассказ.

Конечно, для создания полноценного литературного жития необходима опора на развитую литературную традицию, которой еще не было на Руси. Поэтому преподобный Нестор многое заимствует из греческих источников, иногда делая длинные дословные выписки. Однако они практически не влияют на биографическую основу его рассказа.

Память о единстве народа

Главным подвигом жизни преподобного Нестора было составление к 1112-1113 годам «Повести временных лет». Этот труд отстоит от первых двух известных нам литературных трудов преподобного Нестора на четверть века и относится к другому литературному жанру — летописи. Свод «Повести…», к сожалению, не дошел до нас целиком. Он был подвергнут переработке монахом Выдубицкого монастыря Сильвестром.

В основе «Повести временных лет» лежит летописный труд игумена Иоанна, который предпринял первую попытку систематического изложения русской истории с древнейших времен. Свое повествование он довел до 1093 года. Более ранние летописные записи представляют собой фрагментарное изложение разрозненных событий. Интересно, что в этих записях содержится легенда о Кие и его братьях, коротко сообщается о княжении варяга Олега в Новгороде, о погублении Аскольда и Дира, приводится легенда о смерти Вещего Олега. Собственно киевская история начинается с княжения «старого Игоря», о происхождении которого умалчивается.

Игумен Иоанн, неудовлетворенный неточностью и баснословностью летописного изложения, восстанавливает года, опираясь на греческие и новгородские хроники. Именно он впервые представляет «старого Игоря» как сына Рюрика. Аскольд и Дир здесь впервые предстают как бояре Рюрика, а Олег — как его воевода.

Именно свод игумена Иоанна стал основой работы преподобного Нестора. Наибольшей переработке он подверг начальную часть летописного свода. Первоначальная редакция летописи была дополнена сказаниями, монастырскими записями, византийскими хрониками Иоанна Малалы и Георгия Амартола. Большое значение святой Нестор придавал устным свидетельствам — рассказам старца-боярина Яна Вышатича, торговцев, воинов, путешественников.

В своем главном труде Нестор Летописец выступает и как ученый-историк, и как писатель, и как религиозный мыслитель, дающий богословское осмысление отечественной истории, которая является составной частью истории спасения человеческого рода.

Для преподобного Нестора история Руси есть история восприятия христианской проповеди. Поэтому он фиксирует в своей летописи первое упоминание о славянах в церковных источниках — 866 год, подробно рассказывает о деятельности святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, о крещении равноапостольной Ольги в Константинополе. Именно этот подвижник вводит в летопись рассказ о первом православном храме в Киеве, о проповедническом подвиге варягов-мучеников Феодора Варяга и сына его Иоанна.

Несмотря на огромный объем разнородной информации, летопись преподобного Нестора стала подлинным шедевром древнерусской и мировой литературы.

В годы раздробленности, когда о былом единстве Киевской Руси не напоминало почти ничего, «Повесть временных лет» оставалась тем памятником, который будил во всех уголках рассыпающейся Руси память о ее былом единстве.

Преподобный Нестор скончался около 1114 года, завещав печерским инокам-летописцам продолжение своего великого труда.

Газета «Православная вера» № 21 (545)

Самым замечательным явлением древнерусской литературы были летописи. Первые погодные записи относятся еще к IX в., их извлекли из более поздних источников XVI в. Они весьма кратки: заметки в одну, две строки.

Как явление государственного масштаба летописание возникает в XI в. Летописцами становились люди разных возрастов, и не только монахи. Очень значимый вклад в восстановление истории летописного дела внесли такие исследователи, как А.А.Шахматов (1864-1920) и А.Н.Насонов (1898 - 1965). Первым крупным историческим сочинением стал Свод, законченный в 997 г. Его составители описали события IX-X вв., старинные легенды. Он включает даже придворную эпическую поэзию, восхвалявшую Ольгу, Святослава и особенно Владимира Святославовича, в чье княжение данный Свод и был создан.

К фигурам европейского масштаба необходимо отнести монаха Киево-Печерского монастыря Нестора, который к 1113 г. закончил свой труд «Повесть временных лет» и составил обширное историческое введение к нему. Нестор прекрасно знал русскую, болгарскую и греческую литературу, будучи человеком очень образованным. Он использовал в своем труде более ранние Своды 997, 1073 и 1093 гг., а события рубежа XI-XII вв. освещал как очевидец. Эта летопись давала наиболее полную картину ранней отечественной истории и копировалась на протяжении 500 лет. Надо иметь в виду, что древнерусские летописные своды охватывали не только историю Руси, но и историю других народов.

Летописанием занимались и светские люди. Например, великий князь Владимир Мономах. Именно в составе летописи до нас дошли такие прекрасные его произведения, как «Поучение к детям» (ок. 1099; впоследствии дополнено, сохранилось в списке 1377 г.). В частности, в «Поучении» Владимир Мономах проводит мысль о необходимости отпора внешним врагам. Всего «путей» - походов, в которых он участвовал, было 83.

В XII в. летописи становятся очень подробными, и так как они пишутся современниками, то в них очень ярко выражаются классовые и политические симпатии летописцев. Прослеживается социальный заказ их покровителей. Из наиболее крупных летописцев, писавших после Нестора, можно выделить киевлянина Петра Бориславича. Самым загадочным автором в XII-XIII вв. был Даниил Заточник. Считают, что ему принадлежат два произведения - «Слово» и «Моление». Даниил Заточник был прекрасным знатоком русского быта, хорошо знал церковную литературу, писал ярким и красочным литературным языком. О себе он сказал следующее: «Был язык мой, как трость книжника-скорописца и приветливы уста мои, как быстрота речная. Того ради попытался я написать об оковах сердца моего и разбил их с ожесточением, как в древности разбивали младенцев о камень».

Отдельно надо выделить и жанр «хождений», описывающих путешествия наших соотечественников за рубеж. Во-первых, это повествования паломников, осуществлявших свои «хождения» в Палестину и Парьград (Константинополь), но постепенно стали появляться и описания западноевропейских государств. Одним из первых было описание путешествия Даниила - игумена одного из черниговских монастырей, который посетил Палестину в 1104- 1107 гг., проведя там 16 месяцев и участвуя в войнах крестоносцев. Наиболее выдающимся произведением этого жанра является «Хождение за три моря» тверского купца Афанасия Никитина, составленное в виде дневника. В нем описываются многие южные народы, но в основном жители Индии. «Хождение» А. Никитина продолжительностью в шесть лет состоялось в 70-х гг. XV в.

Очень интересна «житийная» литература, так как в ней, кроме описания жизни канонизированных лиц, давалась правдивая картина жизни в монастырях. Описывались, например, случаи взяточничества за получение того или иного церковного сана или места и др. Здесь можно выделить Киево-Печерский патерик, представляющий собой сборник рассказов о монахах этого монастыря.

Самые последние модные тенденции этого года на модном портале «Леди-Гламур».

Всемирно известным произведением древнерусской литературы стало «Слово о полку Игореве», дату написания которого относят к 1185 г. Этой поэме подражали современники, ее цитировали псковичи уже в начале XIV в., а после победы на Куликовом поле (1380) в подражание «Слову...» была написана «Задонщина». «Слово...» создано в связи с походом северского князя Игоря против половецкого хана Кончака. Игорь, обуреваемый честолюбивыми замыслами, не стал объединяться с великим князем Всеволодом Большое Гнездо и был разбит. Идея объединения накануне татаро-монгольского нашествия проходит через все произведение. И вновь, как и в былинах, здесь речь ведется об обороне, а не об агрессии и экспансии.

Со второй половины XIV в. все большее значение приобретает московское летописание. В 1392 и 1408 гг. создаются Московские летописные своды, носящие общерусский характер. А в середине XV в. появляется «Хронограф», представляющий, по сути, первый опыт написания всемирной истории нашими предками, причем в «Хронографе» была дана попытка показать место и роль Древней Руси во всемирно-историческом процессе.