Павел Иванович Плиханков, тридцатилетний полковник штаба Казанского военного округа, был на прекрасном счету у начальства. Его карьера началась при Александре III и стремительно шла в гору. Поговаривали уже и о генеральском чине. Оставалось только жену хорошую найти и зажить своим домом.
Но с некоторых пор что-то в поведении Павла стало удивлять сослуживцев. На балы ходить перестал, в театр тоже. Зато, начал устраивать за городом какие-то пиры для детей-оборванцев! «А всё потому, – шептались за его спиной, – что с монахами связался». Приемная мать, воспитывавшая Павла после смерти его родной матери, забеспокоилась о будущем любимого пасынка.
Мачеха:
– Что ж ты, Павлуша, невесту себе не ищешь? Скоро и молодость твоя пройдет, никто за тебя идти не захочет.
Павел Иванович:
– Матушка, только за послушание вам решил я на прошлом званом обеде, что так и быть, заговорю с той, что окажется рядом за столом. А рядом оказался священник! Весь обед мы с ним проговорили об Иисусовой молитве. Знаете, матушка, я долго думал о своем будущем и твердо решил, что не надо мне жениться.
Мачеха:
– Павлуша, неужто ты о монашестве думаешь? Боялась я тебе говорить, но больше всего я хочу, чтоб ты посвятил свою жизнь Господу. С тех самых пор, как ты пятилетним мальчонкой начал в алтаре прислуживать.
Павел Иванович:
– Всё к тому складывается, матушка. И потом – этот случай в Москве… Кажется, я вам не сказывал. Когда был там по службе, узнал, что приехал отец Иоанн Кронштадтский и служит обедню в одном из военных корпусов. Я тотчас отправился туда, да успел к самому концу. Прошёл в алтарь. Вижу – отец Иоанн переносит Святые Дары с престола на жертвенник. Вдруг он ставит Чашу, подходит ко мне, целует мою руку и, не сказав ни слова, опять отходит к престолу.
Мачеха:
– Отец Иоанн великий подвижник. Он знает то, чего мы не знаем. Не иначе, Павлуша, быть тебе священником.
С тех пор Павел Иванович всей душой устремился к монастырской жизни, стал жить скромно и обособленно. Как-то раз в коридорах штаба на глаза ему попался журнал. Перелистав его, Павел Иванович прочел: «В Калужской губернии недалеко от города Козельска находится Оптина пустынь. В ней есть великий старец отец Амвросий, к которому ежедневно со всех концов России стекаются тысячи богомольцев». «Вот кто мне укажет, в какой монастырь поступить,» – подумал Павел Иванович, взял отпуск на службе и отправился к знаменитому старцу за советом. Преподобный Амвросий благословил его через два года снова приехать в Оптину пустынь.
Ровно через два года 46-летнего Павла Ивановича произвели в генералы. И в том же 1891 году он, оставив всё, приехал под Козельск, в знаменитый на всю Россию монастырь под начало оптинских старцев. На этом заканчивается биография Павла Ивановича Плиханкова и начинается житие монаха Варсонофия.
Прошло 13 лет. Трудно было узнать в кротком, немолодом монахе прежнего блестящего красавца-офицера. Не так давно стал отец Варсонофий иеромонахом и начал исповедовать прихожан, а к нему уже ехали духовные чада со всех концов страны. Многие называли его прозорливым старцем. Рассказывали и о чудесных исцелениях, происходящих по его молитвам.
Преподобный хотел бы так и прожить остаток своих дней в Оптиной пустыни, никогда не покидая ее. Но жизнь распорядилась иначе. В 1904 году, когда началась Русско-Японская война, шестидесятилетний старец неожиданно для всех был послан духовным начальством на фронт – исповедовать, причащать раненых и умирающих, отпевать усопших. Только через три года вернулся он в обитель.
А в 1910 году отец Варсонофий отправился на станцию Астапово для напутствия умиравшего Льва Толстого. Встреча эта так и не состоялась. Позднее старец с грустью вспоминал:
Преп. Варсонофий:
– Приезжаю в Астапово, меня к Толстому не пускают. Я обращался к старшей его дочери – она отвечает мне письмом, правда вежливым, но с отказом. Обращаюсь к другой - та приезжает ко мне взволнованная и сообщает, что пустить меня к графу нельзя, так как, увидя меня, он непременно умрет. Напрасно я уверял, что не заведу с Толстым богословских споров, просил только допустить меня хоть издали благословить умирающего – нет, ничего не слушают.
Помню, в самый день смерти графа, утром, пришла ко мне мысль: не допустят ли меня сегодня к нему? Быть может, он покается и будет спасен. В это самое время пришли ко мне сказать, что граф умер. Так и погибла душа. А между тем как легко было ему спастись: я нес ему Тело и Кровь Христовы и шел простить и разрешить все его согрешения – «вольныя и невольныя».
Последний отъезд из Оптиной был для отца Варсонофия самым тяжелым. Несмотря на великие духовные дарования старца, нашлись недовольные его деятельностью. По наветам и доносам преподобный был переведен в другой монастырь. Но изгнание было недолгим. Меньше чем через год преподобный Варсонофий почил и вернулся в любимую Оптину пустынь. Здесь, во Владимирском храме покоятся его мощи и по сей день.
Преподобный Варсонофий был одним из великих Оптинских старцев. По отзыву преподобного Нектария, «из блестящего военного, в одну ночь, по соизволению Божию, он стал великим старцем». Отец Варсонофий носил в миру имя Павла, и это чудо, с ним бывшее, напоминает чудесное призвание его небесного покровителя апостола Павла, который волею Божией за ночь превратился из гонителя христиан Савла в апостола Павла.
Старец Варсонофий обладал всей полнотой даров, присущих Оптинским старцам: прозорливостью, чудотворением, способностью изгонять нечистых духов, исцелять болезни. Он сподобился истинных пророчеств о рае. Его видели на молитве озарённым неземным светом. По смерти своей он несколько раз являлся Оптинским инокам.
Яркую характеристику дал ему игумен Иннокентий (Павлов), духовное чадо старца: «Это был гигант духа. Без его совета и благословения и сам настоятель монастыря отец Ксенофонт ничего не делал, а о его духовных качествах и великом обаянии, которое он имел на всех своих духовных чад, можно судить по краткому выражению из надгробного слова: «гиганта малыми деревцами не заменишь».
Путь в Оптину старца Варсонофия оказался длиннее всех остальных Оптинских старцев: он пришёл сюда по благословению преподобного Амвросия на сорок седьмом году жизни, когда уже сильная седина пробилась в его волосах. Каким же был этот путь?
Почти совсем не сохранилось документов и свидетельств о жизни старца до поступления его в число братии Оптиной Пустыни, а это сорок шесть лет, - многое здесь остаётся неизвестным. Но отец Варсонофий сам нередко рассказывал о себе в беседах с духовными чадами - их записи и донесли до нас сведения о его жизни до Оптиной.
Преподобный Варсонофий, в миру Павел Иванович Плиханков, родился в 1845 году в Самаре в день памяти преподобного Сергия Радонежского, которого он всегда считал своим покровителем. Мать его Наталия скончалась при родах, а сам ребёнок остался жив благодаря таинству Крещения, которое немедленно совершил над ним священник. Отец его происходил из казаков, занимался торговлей.
Дед и прадед мальчика были весьма богаты. Почти все дома по Казанской улице принадлежали семье Плиханковых. Все члены семьи были благочестивыми и глубоко верующими людьми, много помогали находившемуся на этой же улице храму Казанской иконы Божией Матери. Семья считала, что их род находится под особым покровительством Казанского образа Божией Матери.
После смерти матери отец женился вторично, и в лице мачехи Господь послал младенцу глубоко верующую, добрейшей души наставницу, которая заменила ему родную мать. И вот Павлуша с раннего возраста - настоящий православный человек. Он ходит с мамой (так называл он мачеху) в церковь, регулярно причащается, читает домашнее правило. Позднее он вспоминал: «Любила мама и дома молиться. Читает, бывало, акафист, а я распеваю тоненьким голоском на всю квартиру: «Пресвятая Богородице, спаси нас!» Пяти лет Павлуша начал прислуживать в алтаре и нередко слышал, как люди предсказывали: «Быть тебе священником!»
Знаменательный случай произошёл с ребёнком, когда ему было около шести лет. Он сам вспоминал позднее: «Был я в саду с отцом. Вдруг по аллейке идёт странник. И дивно, как он мог попасть в сад, когда сад окружён большими собаками, которые без лая никого не пропускают. Тихо подошёл странник к отцу и, показывая на меня ручкой, говорит: «Помни, отец, это дитя в своё время будет таскать души из ада!» И после этих слов он вышел. Потом мы его нигде не могли найти. И Бог его знает, кто это был за странник».
Девяти лет Павлушу зачислили в гимназию, учился он очень хорошо, много читал, прекрасно знал мировую литературу. Позднее, будучи старцем, он часто говорил о пользе книжных знаний, в первую очередь - житий святых. Об учёбе в гимназии он вспоминал: «Летом нас переселяли на каникулы в живописное казённое имение... Там была прекрасная берёзовая аллея... Воспитанники, обыкновенно, вставали в шесть часов, а я вставал в пять часов, уходил в ту аллею и, стоя меж тех берёз, молился. И тогда я молился так, как никогда уже более не молился: то была чистая молитва невинного отрока. Я думаю, что там я себе и выпросил, вымолил у Бога монашество».
Затем была учёба в Оренбургском военном училище, штабные офицерские курсы в Петербурге. Постепенно повышаясь в чинах, он скоро стал начальником мобилизационного отделения, а затем полковником. О поступлении в монастырь он тогда ещё не думал, представлял себе монашескую жизнь так: «страшная скука, - там только редька, постное масло да поклоны» Но он уже был призван, - часто незаметно, но иногда весьма явственно Господь вёл его именно в монастырь. Отсюда и многочисленные «странности» офицера Павла Ивановича Плиханкова.
Павел Иванович был молодым военным, сослуживцы его прожигали жизнь в развлечениях, но он приходил в своём быту к всё большему аскетизму. Комната его напоминала келью монаха простотой убранства, порядком, а также множеством икон и книг. Шли годы. Товарищи его один за другим переженились.
Позднее старец вспоминал об этом времени: «Когда мне было тридцать пять лет, матушка обратилась ко мне: «Что же ты, Павлуша, всё сторонишься женщин, скоро и лета твои выйдут, никто за тебя не пойдёт». За послушание, я исполнил желание матери... В этот день у одних знакомых давался званый обед. «Ну, - думаю, - с кем мне придётся рядом сидеть, с тем и вступлю в пространный разговор». И вдруг рядом со мной, на обеде, поместился священник, отличавшийся высокой духовной жизнью, и завёл со мной беседу о молитве Иисусовой... Когда же обед кончился, у меня созрело твёрдое решение не жениться».
Военная служба, блестящая карьера. По службе он был на самом блестящем счету, и не за горами был для него генеральский чин. Прямая возможность к стяжанию всех мирских благ. И... отказ от всего. Сослуживцы и знакомые никак не могли понять: что же за «изъян» в стройном, красивом полковнике, весь облик которого так дышал каким-то удивительным внутренним благородством? Жениться не женится, балов и званых обедов, равно как и прочих светских развлечений, избегает. В театр, бывало, ходил, да и тот бросил. За спиной у Павла Ивановича даже поговаривали порой: «С ума сошел, а какой был человек!..»
Однажды поехал Павел Иванович в оперный театр по приглашению своего военного начальства. Среди развлекательного представления он вдруг почувствовал невыразимую тоску. Позднее он вспоминал: «В душе как будто кто-то говорил: «Ты пришёл в театр и сидишь здесь, а если ты сейчас умрёшь, что тогда? Господь сказал: В чём застану, в том и сужу... С чем и как предстанет душа твоя Богу, если ты сейчас умрёшь?»
И он ушёл из театра, и больше никогда не ходил туда. Прошли годы, и Павлу Ивановичу захотелось узнать, какое число было тогда, чья была память. Он справился и узнал, что была память святителей Гурия и Варсонофия, Казанских чудотворцев. И Павел Иванович понял: «Господи, да ведь это меня святой Варсонофий вывел из театра! Какой глубокий смысл в событиях нашей жизни, как она располагается - точно по какому-то особенному таинственному плану».
Были и ещё знаки. Зашёл как-то Павел Иванович в Казанский монастырь на исповедь и узнал случайно, что настоятеля монастыря зовут игумен Варсонофий. Когда Павел Иванович заметил, что это имя трудное на слух, ему ответили: «Чем же трудное? Для нас привычное... Ведь в нашем монастыре почивают мощи святителя Варсонофия и архиепископа Гурия...» С этого дня Павел Иванович стал часто молиться у мощей Казанского чудотворца, испрашивая у него покровительства себе: «Святителю отче Варсонофие, моли Бога о мне!» Посещая этот монастырь, он невольно обратил внимание на его бедность и стал помогать: купил лампадку, киот на большую икону, ещё что-то... «И так полюбил всё в этом монастыре! Воистину: где будет сокровище ваше, тут будет и сердце ваше».
Теперь сослуживцы уже не звали Павла Ивановича ни на пирушки, ни в театр. Зато у него появились маленькие друзья. Денщик Павла Ивановича, Александр, доброй души человек, помогал ему найти бедных детей, которые жили в бедных домах и хижинах, в подвалах. Впоследствии Старец рассказывал: «Я очень любил устраивать детские пиры. Эти пиры доставляли одинаково и мне и детям радость... А также я им рассказывал о чём-нибудь полезном для души, из житий святых, или вообще о чём-нибудь духовном. Все слушают с удовольствием и вниманием. Иногда же для большей назидательности я приглашал с собой кого-либо из монахов или иеромонахов и предоставлял ему говорить, что производило ещё большее впечатление... Перед нами поляна, за ней река, а за рекой Казань со своим чудным расположением домов, садов и храмов... И хорошо мне тогда бывало, - сколько радости - и чистой радости - испытывал я тогда и сколько благих семян было брошено тогда в эти детские восприимчивые души!»
В Москве Павел Иванович встретился со святым и праведным отцом Иоанном Кронштадтским. Эта судьбоносная встреча запомнилась ему на всю жизнь, позднее он напишет: «Когда я был ещё офицером, мне, по службе, надо было съездить в Москву. И вот на вокзале я узнаю, что отец Иоанн служит обедню в церкви одного из корпусов. Я тотчас поехал туда. Когда я вошёл в церковь, обедня уже кончалась. Я прошёл в алтарь. В это время отец Иоанн переносил святые Дары с престола на жертвенник. Поставив Чашу, он, вдруг, подходит ко мне, целует мою руку, и, не сказав ничего, отходит опять к престолу. Все присутствующие переглянулись, и говорили после, что это означает какое-нибудь событие в моей жизни, и решили, что я буду священником... А теперь видишь, как неисповедимы судьбы Божии: я не только священник, но и монах».
Наконец утвердился Павел Иванович в мысли идти в монастырь, но в какой, куда - здесь была полная неопределённость. В период этих раздумий попался в руки Павлу Ивановичу один духовный журнал, а в нем — статья об Оптиной пустыни и преподобном старце Амвросии. «Так вот кто укажет мне, в какой монастырь поступить», - подумал молодой военный и взял отпуск.
Когда он только подходил к Оптинскому скиту, находившаяся в «хибарке» старца Амвросия одна блаженная неожиданно с радостью произнесла: — Павел Иванович приехали.
— Вот и слава Богу, — спокойно отозвался преподобный Амвросий...Оба они духом знали, что приехал будущий старец. Когда Павел Иванович пришёл в келью Старца, то нашёл там, кроме отца Амвросия ещё и отца Анатолия (Зерцалова). Оба они встретили его, как он вспоминал, «очень радостно», а недомогавший отец Амвросий даже встал, оказывая особый почёт приехавшему.
Здесь же, в «хибарке», и услышал Павел Иванович поразившие его слова преподобного: «Искус должен продолжаться ещё два года, а после приезжайте ко мне, я вас приму». Дано было и послушание - жертвовать на определённые храмы некоторые суммы из своего довольно высокого жалования полковника.
В 1881 году Павел заболел воспалением лёгких. Когда, по просьбе больного полковника, денщик начал читать Евангелие, последовало чудесное видение, во время которого наступило духовное прозрение больного. Он увидел открытыми небеса, и содрогнулся весь, от великого страха и света. Вся жизнь пронеслась мгновенно перед ним. Глубоко проникнут был Павел Иванович сознанием покаяния за всю свою жизнь, и услышал голос свыше, повелевающий ему идти в Оптину Пустынь. У него открылось духовное зрение. По словам старца Нектария, « из блестящего военного в одну ночь, по соизволению Божиему, он стал старцем».
К удивлению всех, больной стал быстро поправляться, а по выздоровлении поехал в Оптину. Преподобный Амвросий велел ему покончить все дела в три месяца, с тем, что, если он не приедет к сроку, то погибнет. И вот тут начались препятствия. Поехал он в Петербург за отставкой, а ему предложили более блестящее положение и задерживают отставку. Товарищи смеются на ним, уплата денег задерживается, он не может завершить свои дела, ищет денег взаймы и не находит. Но его выручает старец Варнава из Гефсиманского скита, указывает ему, где достать денег, и тоже торопит исполнить Божие повеление. Люди противятся его уходу из мира, находят ему даже невесту. Только мачеха, заменившая ему родную мать, радовалась и благословила его на иноческий подвиг.
С Божией помощью, полковник Плиханков преодолел все препятствия и явился в Оптину Пустынь в последний день своего трёхмесячного срока. Старец Амвросий лежал в гробу в церкви, и Павел Иванович приник к его гробу. Десятого февраля 1892 года он был зачислен в число братства Иоанно-Предтеченского скита и одет в подрясник. Каждый вечер в течение трех лет ходил Павел для бесед к старцам: сначала к преподобному Анатолию, а затем к преподобному Иосифу, преемникам старца Амвросия.
Преподобный Анатолий дал новоначальному послушание быть келейником иеромонаха Нектария, (последнего великого Оптинского старца). Около отца Нектария, его келейник прошёл в течение десяти лет все степени иноческие: через год, двадцать шестого марта 1893 года, Великим постом, послушник Павел был пострижен в рясофор, в декабре 1900 года, по болезни, пострижен в мантию с именем Варсонофий, двадцать девятого декабря 1902 года рукоположен в иеродиакона, а первого января 1903 года был рукоположен в сан иеромонаха.
В 1903 году преподобный Варсонофий был назначен помощником старца и одновременно духовником Шамординской женской пустыни и оставался им до начала войны с Японией.
В 1904 году начинается Русско-японская война, и преподобный Варсонофий за послушание отправляется на фронт: обслуживать лазарет имени преподобного Серафима Саровского , исповедовать, причащать, соборовать раненых и умирающих солдат. Он сам неоднократно подвергается смертельной опасности.
По возвращении после окончания войны в Оптину Пустынь, в 1907 году, отец Варсонофий был возведён в сан игумена и назначен святейшим Синодом настоятелем Оптинского скита. К этому времени слава о нем разносится уже по всей России. Ушли в вечные обители святой праведный отец Иоанн Кронштадтский , преподобный старец Варнава Гефсиманский. Страна приближалась к страшной войне и неизмеримо более страшной революции, житейское море, волнуемое вихрями безумных идей, уже «воздвизалось напастей бурею», люди утопали в его волнах...
Как в спасительную гавань, стремились они в благословенный Оптинский скит к преподобному Варсонофию за исцелением не только телес, но и истерзанных, истомленных грехом душ, стремились за ответом на вопрос: как жить, чтобы спастись? Он видел человеческую душу, и, по молитвам, ему открывалось в человеке самое сокровенное. А это давало ему возможность воздвигать падших, направлять с ложного пути на истинный, исцелять болезни, душевные и телесные, изгонять бесов.
Его дар прозорливости особенно проявлялся при совершении им Таинства исповеди. С.М. Лопухина рассказывала, как, приехав 16-летней девушкой в Оптину, она попала в «хибарку», в которой принимал старец. Преподобный Варсонофий увидел ее и позвал в исповедальню и там пересказал всю жизнь, год за годом, проступок за проступком, не только указывая точно даты, когда они были совершены, но также называя и имена людей, с которыми они были связаны. А завершив этот страшный пересказ, велел: «Завтра ты придешь ко мне и повторишь мне все, что я тебе сказал. Я хотел тебя научить, как надо исповедоваться»...
А вот какие поразительные воспоминания об исповеди у старца оставила его духовная дочь: - Дошли мы до скита, враг всячески отвлекал меня и внушал уйти, но, перекрестившись, я твёрдо вступила в хибарку... Перекрестилась я там на икону Царицы Небесной и замерла. Вошёл Батюшка, я стою посреди келии... Батюшка подошёл к Тихвинской и сел... - Подойди поближе. Я робко подошла. - Стань на коленочки... У нас так принято, мы сидим, а около нас по смирению, становятся на коленочки. Я так прямо и рухнула, не то, что стала... Взял Батюшка меня за оба плеча, посмотрел на меня безгранично ласково, как никто никогда не смотрел, и произнёс: - Дитя моё, милое, дитя моё сладкое, деточка моя драгоценная! Тебе двадцать шесть? - Да, Батюшка. - Тебе двадцать шесть, сколько лет тебе было четырнадцать лет тому назад? Я, секунду подумавши, ответила: - Двенадцать. -Верно, и с этого года у тебя есть грехи, которые ты стала скрывать на исповеди. Хочешь, я скажу тебе их? - Скажите Батюшка, - несмело ответила я. И тогда Батюшка начал по годам и даже по месяцам говорить мои грехи так, как будто читал их по раскрытой книге... Исповедь, таким образом, шла двадцать пять минут. Я была совершенно уничтожена сознанием своей греховности и сознанием того, какой великий человек передо мной. Как осторожно открывал он мои грехи, как боялся, очевидно, сделать больно и в то же время как властно и сурово обличал в них, а, когда видел, что я жестоко страдаю, придвигал ухо своё к моему рту близко-близко, чтобы я только шепнула: - Да... А я ведь в своём самомнении думала, что выделяюсь от людей своей христианской жизнью. Боже, какое ослепление, какая слепота духовная! - Встань, дитя моё! Я встала, подошла к аналою. - Повторяй за мной: « Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей». Откуда эти слова? - Из Пятидесятого псалма. - Ты будешь читать этот псалом утром и вечером ежедневно. - Какая икона перед тобой? - Царицы Небесной. - А какая это Царица Небесная? Тихвинская. Повтори за мной молитву... Когда я наклонила голову, и Батюшка, накрыв меня епитрахилью, стал читать разрешительную молитву, я почувствовала, что с меня свалились такие неимоверные тяжести, мне делается так легко и непривычно... - После всего, что Господь открыл мне про тебя, ты захочешь прославлять меня, как святого, этого не должно быть - слышишь? Я человек грешный, ты никому не скажешь... Сокровище ты моё..., помози и спаси тебя Господь! Много - много раз благословил меня опять батюшка и отпустил...
Во время бесед с духовными детьми старец Варсонофий говорил:
«Есть разные пути ко спасению. Одних Господь спасает в монастыре, других, в миру... Везде спастись можно, только не оставляйте Спасителя. Цепляйтесь за ризу Христову - и Христос не оставит вас.
Говоря о мире, считаю долгом сказать, что под этим словом я подразумеваю служение страстям, где бы оно не совершалось, можно и в монастыре жить по-мирски. Стены и черные одежды сами по себе не спасают.
Верный признак омертвения души есть уклонение от церковных служб. Человек, который охладевает к Богу, прежде всего, начинает избегать ходить в церковь, сначала старается прийти к службе попозже, а затем и совсем перестает посещать храм Божий. Ищущие Христа обретают Его, по неложному евангельскому слову: «Стучите и отверзется вам, ищите и обрящете», «В доме Отца Моего обителей много». И заметьте, что здесь Господь говорит не только о небесных, но и о земных обителях, и не только о внутренних, но и о внешних.
Каждую душу ставит Господь в такое положение, окружает такой обстановкой, которая наиболее способствует ее преуспеянию. Это и есть внешняя обитель, исполняет же душу покой мира и радования - внутренняя обитель, которую готовит Господь любящим и ищущим Его.
Нужно помнить, что Господь всех любит и о всех печется, но если и по человечески рассуждая опасно дать нищему миллион, чтобы не погубить его, а сто рублей легче могут поставить его на ноги, то тем более Всеведущий Господь лучше знает, кому что на пользу. Нельзя научиться исполнять заповеди Божии без труда, и труд этот трехстатный: молитва , пост и трезвение.
Самое трудное - молитва . Всякая добродетель от прохождения обращается в навык, а в молитве нужно понуждение до самой смерти. Ей противится наш ветхий человек, и враг особенно восстает на молящегося. Молитва - вкушение смерти для диавола, она поражает его. Даже святые, как, например, преподобный Серафим, и те должны были понуждать себя на молитву, не говоря уже о нас, грешных.
Второе средство - пост . Пост бывает двоякий: внешний - воздержание от скоромной пищи и внутренний - воздержание всех чувств, особенно зрения, от всего нечистого и скверного. Тот и другой неразрывно связаны друг с другом. Некоторые понимают только пост внешний. Приходит, например, такой человек в общество, начинаются разговоры, осуждение ближних, он принимает в них деятельное участие. Но вот наступает время ужина. Гостю предлагают котлеты, жаркое... Он решительно заявляет, что не ест скоромного.
Ну, полноте, - уговаривают хозяева, - скушайте, ведь не то, что в уста, а то, что из уст.
Нет, я насчет этого строг.
И не понимает такой человек, что он уже нарушил внутренний пост , осуждая ближнего.
Вот почему так важно трезвение. Трудясь для своего спасения, человек мало-помалу очищает свое сердце от зависти, ненависти, клеветы, и в нем насаждается любовь».
Оптину за все время своей монашеской жизни преподобный Варсонофий покидал лишь несколько раз — только по послушанию. В 1910 году, также «за послушание», ездил на станцию Астапово для напутствия умиравшего Л.Н. Толстого. Впоследствии он с глубокой грустью вспоминал: «Не допустили меня к Толстому... Молил врачей, родных, ничего не помогло... Хотя он и Лев был, но не смог разорвать кольцо той цепи, которою сковал его сатана».
В 1912 году преподобного Варсонофия назначают настоятелем Старо-Голутвина Богоявленского монастыря. Смиренно просил он оставить его в скиту для жительства на покое, просил позволить ему остаться хотя бы и в качестве простого послушника. Но, несмотря на великие духовные дарования старца, нашлись недовольные его деятельностью: путем жалоб и доносов он был удален из Оптиной.
Мужественно перенося скорбь от разлуки с любимой Оптиной, старец принимается за благоустройство вверенной ему обители, крайне расстроенной и запущенной. И как прежде, стекается к преподобному Варсонофию народ за помощью и утешением. И как прежде, он, сам уже изнемогавший от многочисленных мучительных недугов, принимает всех без отказа, врачует телесные и душевные недуги, наставляет, направляет на тесный и скорбный, но единственно спасительный путь.
Здесь, в Старо-Голутвине, совершается по его молитвам чудо исцеления глухонемого юноши. «Страшная болезнь — следствие тяжкого греха, совершенного юношей в детстве», — поясняет старец его несчастной матери и что-то тихо шепчет на ухо глухонемому. «Батюшка, он же вас не слышит, — растерянно восклицает мать, — он же глухой...» — «Это он тебя не слышит, — отвечает старец — а меня слышит», — и снова произносит что-то шепотом на самое ухо молодому человеку. Глаза того расширяются от ужаса, и он покорно кивает головой... После исповеди преподобный Варсонофий причащает его, и болезнь оставляет страдальца.
Меньше года управлял старец обителью. Страдания его во время предсмертной болезни были поистине мученическими. Отказавшийся от помощи врача и какой бы то ни было пищи, он лишь повторял: «Оставьте меня, я уже на кресте...» Причащался старец ежедневно.
Первого (четырнадцатого) апреля 1913 года предал он свою чистую душу Господу. Похоронен был преподобный Варсонофий в Оптиной, рядом со своим духовным отцом и учителем, преподобным Анатолием (Зерцаловым). В 1996 году преподобный Варсонофий был причислен к лику местночтимых Святых Оптиной Пустыни, а в августе 2000 года — Юбилейным Архиерейским Собором Русской Православной Церкви прославлен для общецерковного почитания. Мощи его покоятся во Владимирском храме Оптиной Пустыни.
Тропарь преподобному Варсонофию Оптинскому
В тебе́, о́тче, изве́стно спасе́ся е́же по о́бразу прии́м бо крест после́довал еси́ Христу́, и де́я учи́л еси́ презира́ти у́бо пло́ть, прихо́дит бо: прилежа́ти же о души́, ве́щи безсме́ртней: тем же и со А́нгелы сра́дуется, преподо́бне Варсонофие, дух твой.
Варсонофий Оптинский
(Павел Иванович Плиханков, 5 июля 1845, Самара - 1 апреля 1913, Коломна, Московская губерния).
« Поистине, страшное время мы переживаем: бегают от Христа и стыдятся Его. Но Спаситель сказал: Кто постыдится Меня и Моих слов в роде сем прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын Человеческий, когда придет в славе Отца своего со святыми Ангелами (Мк.8: 38)... А между тем особенно люди богатые стыдятся признаться, что они христиане».
«А ещё не так давно, когда мне было лет шесть, Христа не стыдились. В домах, и богатых даже, садясь за большие столы, читали сначала молитву, крестились, а прошло 60 лет - и всё изменилось. Вследствие равнодушия к Церкви и её обрядам людей образованных, а часто и простых, многие соблазняются... и гибнут окончательно».
«В Церкви у нас нет теперь живых пророков, но знамения есть. Они и даны нам для познания времен. Ясно видны они людям, имеющим духовный разум. Но этого в мире не признают...
«До страшного времени доживем мы, но благодать Божия покроет нас…»
Все идут против России, то есть против Церкви Христовой, ибо русский народ - Богоносец, в нем хранится истинная вера Христова».
«Догорает теперь старчество... Везде уже нет старчества, у нас в Оптиной догорают огарочки. Враг ни на что так не восстает, как на старческое окормление: им разрушаются все его силы.
Везде он старался его погасить и погасил. Есть монахи, исправно живущие, но об откровении помыслов, о старчестве они ничего не знают. Поэтому без старчества во многих монастырях осталась одна только форма монашеского жития, одна внешность. Иисусову молитву теперь редко кто творит, а что за монашество без Иисусовой молитвы?»
«Мы слишком отвлеченно думаем об адских муках, вследствие чего и забываем о них. В миру совершенно забыли о них. Диавол всем нам внушил, что ни его (т. е. диавола), ни адских мук не существует».
«Мне приходится слышать жалобы на то, что мы переживаем теперь трудные времена, что теперь дана полная свобода всяким еретическим и безбожным учениям, что Церковь со всех сторон подвергается нападкам врагов и страшно за нее становится, что одолеют ее эти мутные волны неверия и ересей.
Я всегда отвечаю: «Не беспокойтесь! За Церковь не бойтесь! Она не погибнет: врата адовы не одолеют ее до самого Страшного суда. За нее не бойтесь, а вот за себя бояться надо, и правда, что наше время очень трудное. Отчего? Да оттого, что теперь особенно легко отпасть от Христа, а тогда – гибель».
«Что-то мрачное, ужасное грядет в мир... Человек остается как бы беззащитным, настолько им овладела эта злая сила, и он не сознает, что делает... Даже внушается самоубийство...».
Предупреждал об угасание веры в российском народе: « Много появилось у нас воров. Не тех, которые лезут в карман или ограбляют дома, нет, эти воры злее и опаснее. Они являются к вам в костюме, говорят громкие фразы, а в результате крадут самое дорогое - веру. Когда же у человека выкрали веру, он спрашивает у своих учителей: «А как же теперь жить?» «Живите по разуму своему», - отвечают.
Разум же, как известно, без веры, не всегда бывает хорошим советчиком, и человек начинает следовать хотениям своей плоти и падает все ниже и ниже. Деточки, берегите святую веру, это неоцененное сокровище, с ним войдете в Царство: ведь не для малого мы трудимся, а для завоевания Царства, да еще какого Небесного! »
« Был человек богат, стал вдруг нищим, это тяжело, но поправимо. Был здоров, стал больным, и это поправимо, - ибо с нищим и с больным есть Христос. А потеряешь веру великое несчастье. Оно тем ужасно, что нет у человека никакой опоры... ».
«В настоящее время не только среди мирян, но и среди молодого духовенства начинает распространяться такое убеждение: будто бы вечные муки несовместимы с беспредельным милосердием Божиим, следовательно, муки не вечны. Такое заблуждение происходит от непонимания дела».
«В городе Костроме жил некогда блаженный, который часто спрашивал у одного благочестивого купца: «Ну что, живы ли еще покойнички?». Некоторые смеялись над его словами, не понимая их значения, но человек духовный понимал, что под покойничками блаженный подразумевал страсти, которые замирают у людей благочестивых, но все еще живы, и надо всегда быть настороже.
Люди, борющиеся со страстями, как мы все, то одолевают их, то побеждаются ими. Борющиеся будут спасены, Господь не презрит их трудов и усилий и пошлет им христианскую кончину. Люди же плотские, вовсе не думающие о спасении души своей, погибнут, если, конечно, перед смертью не принесут покаяния».
«Как постараться, чтобы дети стяжали Христа, не думают. Говорят, все можно купить за деньги. Только Христа ни за какие сокровища мира нельзя купить. А без Христа нет жизни, нет спасения. Удивлялись студенты, как удалось мне все сказать на пользу. Я же ответил им, что я не сам придумал, что сказать, а говорил то, что возвестил мне Господь».
«Пишут мне: «Я надеялась найти в монастыре полный душевный покой, думала, что там я проникнусь молитвенным духом, а что выходит на деле? В монастыре такая же серенькая жизнь, как и в миру: зависть, интриги, сплетни... Нет, не могу я переносить этого, что мне теперь делать?»
«Страшна смерть неверов и кощунников, а их теперь так много! Писатель Спенсер характеризует многих людей так: «Люди - это деревяшки, а сердце их - рубль». Какая корысть от деревяшки и от рубля, а это выражение очень метко характеризует людей, погруженных в мелкие земные интересы и вовсе не думающих об иных, высших, идеалах. И действительно, Господь поругаем не бывает (Гал.6:7), и закон возмездия остается в полной силе. Грешники наказываются не только в будущей, но еще и в этой жизни».
Говорил о распространении оккультного гипноза в своём времени: « Говорил батюшка и о страшной силе гипнотизма. Воистину это страшная сила. Обыкновенно этой силой пользуются колдуны, чародеи и другие злые люди для совершения зла. Например, приказывают человеку убить себя, и он убивает. Почти единственной, если не единственной силой против него является Иисусова молитва » .
Не соделался ли вертепом разбойников в глазах ваших дом сей, над которым наречено
имя Мое? Вот, Я видел это, говорит Господь » (Иер.7:4-11)
Писал о том, как враг души человеческой совращал дореволюционное российское общество: « Страшные явления бывают иногда в кельях иноков. У нас живут в отдельных кельях, но обязательно не менее двух человек в отдельном помещении. Это для того, чтобы в случае каких-либо бесовских наваждений можно было постучать в келью соседа и попросить помощи. Был у нас флигелек, где жил один монах, но теперь там не позволяют жить одному.
Однажды был такой случай. После вечернего правила инок увидел, что в его келье сидит какой-то человек, уже преклонных лет, и говорит ему: «Что ты здесь только небо коптишь! Вернись к своим прежним занятиям, ты там принесешь гораздо больше пользы и, получая хорошее содержание, будешь жить в свое удовольствие».
«Но как отсюда уйти? Двери скита хорошо заперты» «Ты об этом не беспокойся, только пожелай, и я мгновенно перенесу тебя. У ворот уже стоит тройка» «Но кто же ты? Верно, демон? Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя!», воскликнул пришедший в себя инок, и злой дух исчез… Так оскорблять может только диавол, - так злобно, так дерзко, так нагло...
Например, сегодня он, может, меня так оскорбил, таких гадостей наговорил, что я едва поднялся. Наговорил, конечно, во сне, наяву, слава Богу, он мне не является, и знаете, говорит все с улыбочкой. Вот и отчаянные злодеи, как передают, говорят обыкновенно с улыбочкой. Вот и мы подпадаем под его власть и делаем угодное ему: обижаем других, допускаем смех, празднословие и т. д. А во всем, конечно, виноват он...» .
«Ту гордыню, в которой они (бесы) стоят перед Богом, мы себе даже представить не можем. Мы не можем понять, с какою ненавистью относятся они к Богу... «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать» (1 Пет.5:5). Почему не сказано, что Бог противится блудникам, или завистливым, или еще каким-либо, а сказано: именно гордым? Потому что бесовское это свойство. Гордый становится как бы уже сродни бесу... За гордостью, словно по стопам ее, всегда идет блуд ».
«Старец на вопрос: почему нас так беспокоят бесы, отвечал: «Потому что мы отвергли оружие наше: самоукорение, смирение, нищету и терпение».
«Монастырский иеромонах и духовник о. Илларий передавал мне, что будто бы о. Макарий, Оптинский старец, как-то при архимандрите Моисее выразился, что последние времена мы не увидим, а потомки наши увидят, как бы намекая на близость кончины мира».
«Царствует в миру дух века сего. Порок там ничем не удерживается. Какое, например, безобразие в Москве, особенно в праздники. Целомудренной девушке и по улицам-то проходить страшно: в витринах выставлены такие скверные картины и статуи, что, глядя на них, чувствуешь, как оскорбляется чувство стыдливости и целомудрия» (1910 г.).
«Теперь особенно легко отпасть от Христа и подпасть под власть темной силы».
«В нашем скиту живет схимонах отец Борис, старец лет восьмидесяти, хорошей жизни, всеми любимый и уважаемый. Недавно он рассказывал мне, что ночью к дверям его калии подходили множество бесов в виде странников и стучались к нему. Он исполняет послушание вратаря в скиту, и келия его выходит окном в лес, окружающий скит, а дверь - во двор скита. Так как на ночь ворота запираются, то, следовательно, никто из посторонних в скит проникнуть в ночное время не может.
В позапрошлую же ночь, рассказывал тот же отец Борис, бесы страшно приступали к нему и стучали в ворота, прося отворить их. В оба эти раза отец Борис отогнал бесов молитвою Иисусовой.
Этот же самый отец Борис прежде сего жил тогда года три в одной из угловых башен скита. В это время бесы очень много докучали ему. Например, по ночам начнут плясать над потолком его калии, петь скверные песни, играть на музыкальных инструментах, иногда являлись в виде больших крыс. О других страхованиях отец Борис умалчивает, только рукой махнет. Говорит, что если пройти мимо этой башни ночью, можно слышать вопль и вой бесов».
«Начальник нашего скита отец Анатолий также лично передавал мне следующий случай. В доме его знакомого, который ныне служит управляющим казенной палатой в одной из губерний Царства Польского, завелся бес. Появление его ознаменовалось стуком по ночам, передвижением мебели в комнатах, а главное - ужасом, который нападал на всех живущих в доме, особенно по ночам. Детям он представлялся в виде небольшого мальчика, одетого в красную куртку и выделывавшего разные кувырки и прыжки.
Этот знакомый рассказал обо всем происходящем в его доме одному городскому протоиерею, ученому-академику. Многоученый отец протоиерей в ответ на это только посмеялся над простотой и легковерием своего друга, но, впрочем, обещал зайти и лично убедиться в бесовских проделках. По приходе его, во время вечернего чая, вдруг он, да и все прочие, сидя… видят, что по воздуху идет рюмка с водкой становится против него на столе.
За ней - другая, далее - третья, так что множество рюмок, наполненных водкой, настойками, винами, появилось таким же образом перед отцом протоиереем, который от изумления и ужаса не мог прийти в себя, видя совершающееся перед его глазами. При этом он весьма был сконфужен еще и тем, что действительно любил выпить. Поневоле поверил ученый в существование бесов».
«Скитский манатейный монах отец Адриан рассказывал мне следующий случай. Ему было около семи лет. Однажды пошел он в гости к родственникам, которые жили в одном селе. У этих родственников в доме было, как принято говорить, вообще, про подобные дома, «неспокойно». Играя в комнате, дети вдруг увидели какое-то существо, выглядывавшее из-под кровати. Это было среди дня, хотя в комнате никого из взрослых не было.
Самой старшей девочке, дочери хозяйки, было не более двенадцати лет. Дети бросились бежать из комнаты, и он с ними; девочка бежала последней, а он перед ней. Когда он выбежал в сени и оглянулся, то увидел, что какое-то живое существо, похожее на шар и покрытое волосами, выбежало из-под кровати. Девочка в это время хотела затворить дверь, но существо уперлось в дверь лбом и не допускало ее затворить, так что дверь оставалась не затворенной на четверть, в это время он и успел разглядеть невидимое существо.
На крик девочки и прочих детей прибежали взрослые, но в ту самую минуту, когда они приблизились к девочке, упершейся в дверь из сеней, существо мгновенно исчезло, и они его не видели. Высота неизвестного существа была около аршина».
«Рассказывал мне начальник нашего скита отец Анатолий: «В скиту нашем жил в качестве послушника некто Жадкевич, родом из дворян. Бес не давал ему покоя, смущая его помысл тем, что он при смерти тотчас схватит его душу и увлечет в ад. Наводил на него бес и страхования.
Так, когда Жадкевич однажды шел по скиту, то увидел, как вдруг из трапезы выбежал повар с помелом, на котором были горящие угли, и кинулся, чтобы нанести ему удар помелом. В ужасе Жадкевич бросился от него бежать, но повар внезапно при этом исчез. Оказалось, что это был не повар, а бес, принявший его образ».
«Преподобный Иаков своей равноангельской жизнью достиг такой святости, что совершал великие чудеса: больных исцелял, прокаженных очищал, бесов изгонял, мертвых воскрешал. Но вот однажды нашло на него искушение. Ночью постучалась в его келию женщина, прося приюта, так как сбилась с пути. Преподобный сжалился над ней и, боясь, как бы не разорвали ее дикие звери, пустил к себе ночевать.
После скудной трапезы святой ушел в свою внутреннюю келию, но лукавый помысл начал смущать его, он вошел снова и, увидев женщину обнаженной, впал с нею в грех против ее воли. Когда же грех был совершен, диавол начал внушать Иакову убить женщину, чтобы не огласился его грех и не подвергнуть нареканию все монашество. Слушаясь этих злобных внушений, он совершил и другой смертный грех - убийство».
«Мне вспоминается ужасный случай, происшедший на одном балу, еще в то время, когда я был в миру. В одном богатом аристократическом доме был бал-маскарад (я нем не был, но мне рассказывали товарищи). На этом балу была одна замечательная красавица. Единственная дочь богатых родителей, она была прекрасно образована, воспитана (конечно, только по-светски), отчего не доставить ей удовольствие?
Родители ничего для нее не жалели. Ее костюм изображал языческую богиню, стоил не одну сотню рублей, об этом костюме много говорили. Бал открылся, как всегда, полькой, затем следовали другие танцы, наконец, французская кадриль. Во время кадрили красавица вдруг упала в предсмертной агонии. Она сорвала с себя маску, лицо ее почернело и было ужасно. Челюсти скривились, в глазах выражался ужас с мольбой о помощи, которую никто не мог ей оказать. Так и умерла она среди бала….
Предстала она суду Божию, а Господь же сказал: «В чем застану, в том и сужу» - вот и застал ее Господь среди игралища, в одежде богини разврата, и пошла ее душа в мрачные затворы ада. Вот чем кончается служение миру!»
«Обыкновенно - период времени от Рождества до Крещения, но часто с этим понятием соединяется понятие о греховных удовольствиях, которых так много бывает именно в это время.
Враг издевается над христианами, и время, в которое совершалась тайна нашего спасения, обращается в разгул всевозможных пороков. Оттого-то и назвал я подвигом то, что вы оставили все мирские удовольствия: театры, балы, маскарады - и приехали в нашу тихую обитель, чтобы провести эти дни в молитве, духовной беседе и удалении от мирской суеты».
«Отчего происходит, что иной думает, что он ниже всякой твари, а действие его не соответствует этой мысли? - Ежели не видишь действий, соответствующих уничиженному о себе мнению, то сие последнее не истинно, но прельщение демонов».
Говорил за год до своей смерти: «Конец приходит … (вере) в России, согласно пророчествам монаха Авеля и Святого Серафима Саровского. Тёмные тучи сгущаются над Россией….
Есть монахи, исправно живущие, но об откровении помыслов, о старчестве они ничего не знают, ибо старец стоит намного выше монаха и многих епископов. Потому без старчества во многих монастырях осталась одна лишь форма монашеского жития, одна внешность. Когда исчезнет последний старец можно сказать, что православию на Руси пришёл конец. Третий Рим падёт, тогда же семь чаш будет пролито на Землю великим небесным Судьей».
Варсонофий Оптинский не дожил до 1917 года и не узнал, насколько пророчески сбылись его предсказания о Божьем наказании российского Содома. Много раз говорил он об этом своему ученику, будущему иеромонаху старцу Никону (Беляеву): «Мы-то уж уйдем, а вы будете участниками и современниками всех этих ужасов...
До ужасных времен доживете вы. Помяните мое слово, что увидите вы «день лют».
Преподобный Варсонофий был одним из великих Оптинских старцев. По отзыву преподобного Нектария, «из блестящего военного, в одну ночь, по соизволению Божию, он стал великим старцем».
Старец Варсонофий обладал всей полнотой даров, присущих Оптинским старцам: прозорливостью, чудотворением, способностью изгонять нечистых духов, исцелять болезни. Он сподобился истинных пророчеств о рае. Его видели на молитве озарённым неземным светом. По смерти своей он несколько раз являлся Оптинским инокам.
Яркую характеристику дал ему игумен Иннокентий (Павлов), духовный сын старца: «Это был гигант духа. Без его совета и благословения и сам настоятель монастыря отец Ксенофонт ничего не делал, а о его духовных качествах и великом обаянии, которое он имел на всех своих духовных чад, можно судить по краткому выражению из надгробного слова: «гиганта малыми деревцами не заменишь».
Долгий путь
Путь в Оптину старца Варсонофия оказался длиннее всех остальных Оптинских старцев: он пришёл сюда по благословению преподобного Амвросия на сорок седьмом году жизни, когда уже сильная седина пробилась в его волосах. Каким же был этот путь?
Не так много известно о жизни старца до поступления его в число братии Оптиной Пустыни, а это сорок шесть лет. Но отец Варсонофий сам нередко рассказывал о себе в беседах с духовными чадами - их записи и донесли до нас сведения о его жизни до Оптиной.
Под особым покровительством
Преподобный Варсонофий, в миру Павел Иванович Плиханков, родился в 1845 году в Самаре в день памяти преподобного Сергия Радонежского, которого он всегда считал своим покровителем. Мать его Наталия скончалась при родах, а сам ребёнок остался жив благодаря таинству Крещения, которое немедленно совершил над ним священник. Отец его происходил из казаков, занимался торговлей.
Дед и прадед мальчика были весьма богаты. Почти все дома по Казанской улице принадлежали семье Плиханковых. Все члены семьи были благочестивыми и глубоко верующими людьми, много помогали находившемуся на этой же улице храму Казанской иконы Божией Матери. Семья считала, что их род находится под особым покровительством Казанского образа Божией Матери.
После смерти матери отец женился вторично, и в лице мачехи Господь послал младенцу глубоко верующую, добрейшей души наставницу, которая заменила ему родную мать. И вот Павлуша с раннего возраста - настоящий православный человек. Он ходит с мамой (так называл он мачеху) в церковь, регулярно причащается, читает домашнее правило. Позднее он вспоминал: «Любила мама и дома молиться. Читает, бывало, акафист, а я распеваю тоненьким голоском на всю квартиру: «Пресвятая Богородице, спаси нас!» Пяти лет Павлуша начал прислуживать в алтаре и нередко слышал, как люди предсказывали: «Быть тебе священником!»
Это дитя в своё время будет таскать души из ада!
Знаменательный случай произошёл с ребёнком, когда ему было около шести лет. Он сам вспоминал позднее: «Шести лет был я в саду с отцом и перерывал песочек на аллейке. Вдруг по аллейке идёт странник. И дивно, как он мог попасть в сад, когда сад окружён большими собаками, которые без лая никого не пропускают. Тихо подошёл странник к отцу и, показывая на меня ручкой, говорит: «Помни, отец, это дитя в своё время будет таскать души из ада!» И после этих слов он вышел. Потом мы его нигде не могли найти. И Бог его знает, что это был за странник».
Вымолил у Бога монашество
Девяти лет Павлушу зачислили в гимназию, учился он очень хорошо, много читал, прекрасно знал мировую литературу. Позднее, будучи старцем, он часто говорил о пользе книжных знаний, в первую очередь - житий святых. Об учёбе в гимназии он вспоминал: «Летом нас переселяли на каникулы в живописное казённое имение... Там была прекрасная берёзовая аллея... Воспитанники, обыкновенно, вставали в шесть часов, а я вставал в пять часов, уходил в ту аллею и, стоя меж тех берёз, молился. И тогда я молился так, как никогда уже более не молился: то была чистая молитва невинного отрока. Я думаю, что там я себе и выпросил, вымолил у Бога монашество».
«Странности» офицера Павла Ивановича Плиханкова
Затем была учёба в Оренбургском военном училище, штабные офицерские курсы в Петербурге. Постепенно повышаясь в чинах, он скоро стал начальником мобилизационного отделения, а затем полковником. О поступлении в монастырь он тогда ещё не думал, представлял себе монашескую жизнь так: «страшная скука, - там только редька, постное масло да поклоны» Но он уже был призван, - часто незаметно, но иногда весьма явственно, Господь вёл его именно в монастырь. Отсюда и многочисленные «странности» офицера Павла Ивановича Плиханкова, о которых говорили окружающие.
Он был молодым военным, сослуживцы его прожигали жизнь в развлечениях, но он приходил в своём быту к всё большему аскетизму. Комната его напоминала келью монаха простотой убранства, порядком, а также множеством икон и книг. Шли годы. Товарищи его один за другим переженились.
Позднее старец вспоминал об этом времени: «Когда мне было тридцать пять лет, матушка обратилась ко мне: «Что же ты, Павлуша, всё сторонишься женщин, скоро и лета твои выйдут, никто за тебя не пойдёт». За послушание, я исполнил желание матери... В этот день у одних знакомых давался званый обед. «Ну, - думаю, - с кем мне придётся рядом сидеть, с тем и вступлю в пространный разговор». И вдруг рядом со мной, на обеде, поместился священник, отличавшийся высокой духовной жизнью, и завёл со мной беседу о молитве Иисусовой... Когда же обед кончился, у меня созрело твёрдое решение не жениться».
Военная служба, блестящая карьера. По службе он был на самом блестящем счету, и не за горами был для него генеральский чин. Прямая возможность к стяжанию всех мирских благ. И... отказ от всего. Сослуживцы и знакомые никак не могли понять: что же за «изъян» в стройном, красивом полковнике, весь облик которого так дышал каким-то удивительным внутренним благородством? Жениться не женится, балов и званых обедов, равно как и прочих светских развлечений, избегает. В театр, бывало, ходил, да и тот бросил. За спиной у Павла Ивановича даже поговаривали порой: «С ума сошел, а какой был человек!..»
Да ведь это меня святой Варсонофий вывел из театра!
Однажды поехал Павел Иванович в оперный театр по приглашению своего военного начальства. Среди развлекательного представления он вдруг почувствовал невыразимую тоску. Позднее он вспоминал: «В душе как будто кто-то говорил: «Ты пришёл в театр и сидишь здесь, а если ты сейчас умрёшь, что тогда? Господь сказал: В чём застану, в том и сужу... С чем и как предстанет душа твоя Богу, если ты сейчас умрёшь?»
И он ушёл из театра, и больше никогда не ходил туда. Прошли годы, и Павлу Ивановичу захотелось узнать, какое число было тогда, чья была память. Он справился и узнал, что была память святителей Гурия и Варсонофия, Казанских чудотворцев. И Павел Иванович понял: «Господи, да ведь это меня святой Варсонофий вывел из театра! Какой глубокий смысл в событиях нашей жизни, как она располагается - точно по какому-то особенному таинственному плану».
Где будет сокровище ваше, тут будет и сердце ваше
Были и ещё знаки. Зашёл как-то Павел Иванович в Казанский монастырь на исповедь и узнал случайно, что настоятеля монастыря зовут игумен Варсонофий. Когда Павел Иванович заметил, что это имя трудное на слух, ему ответили: «Чем же трудное? Для нас привычное... Ведь в нашем монастыре почивают мощи святителя Варсонофия и архиепископа Гурия...» С этого дня Павел Иванович стал часто молиться у мощей Казанского чудотворца, испрашивая у него покровительства себе: «Святителю отче Варсонофие, моли Бога о мне!» Посещая этот монастырь, он невольно обратил внимание на его бедность и стал помогать: купил лампадку, киот на большую икону, ещё что-то... «И так полюбил всё в этом монастыре! Воистину: где будет сокровище ваше, тут будет и сердце ваше».
Сколько благих семян было брошено!
Теперь сослуживцы уже не звали Павла Ивановича ни на пирушки, ни в театр. Зато у него появились маленькие друзья. Денщик Павла Ивановича, Александр, доброй души человек, помогал ему найти бедных детей, которые жили в хижинах и подвалах. Впоследствии Старец рассказывал: «Я очень любил устраивать детские пиры. Эти пиры доставляли одинаково и мне и детям радость... А так же я им рассказывал о чём-нибудь полезном для души, из житий святых, или вообще о чём-нибудь духовном. Все слушают с удовольствием и вниманием. Иногда же для большей назидательности я приглашал с собой кого-либо из монахов или иеромонахов и предоставлял ему говорить, что производило ещё большее впечатление... Перед нами поляна, за ней река, а за рекой Казань со своим чудным расположением домов, садов и храмов... И хорошо мне тогда бывало, - сколько радости - и чистой радости - испытывал я тогда и сколько благих семян было брошено тогда в эти детские восприимчивые души!»
Встреча с отцом Иоанном Кронштадтским
В Москве Павел Иванович встретился со святым и праведным отцом Иоанном Кронштадтским. Эта судьбоносная встреча запомнилась ему на всю жизнь, позднее он напишет: «Когда я был ещё офицером, мне, по службе, надо было съездить в Москву. И вот на вокзале я узнаю, что отец Иоанн служит обедню в церкви одного из корпусов. Я тотчас поехал туда. Когда я вошёл в церковь, обедня уже кончалась. Я прошёл в алтарь. В это время отец Иоанн переносил святые Дары с престола на жертвенник. Поставив Чашу, он, вдруг, подходит ко мне, целует мою руку, и, не сказав ничего, отходит опять к престолу. Все присутствующие переглянулись, и говорили после, что это означает какое-нибудь событие в моей жизни, и решили, что я буду священником... А теперь видишь, как неисповедимы судьбы Божии: я не только священник, но и монах».
Так вот кто укажет мне, в какой монастырь поступить
Наконец утвердился Павел Иванович в мысли идти в монастырь, но в какой, куда - здесь была полная неопределённость. В период этих раздумий попался в руки Павлу Ивановичу один духовный журнал, а в нем — статья об Оптиной пустыни и преподобном старце Амвросии. «Так вот кто укажет мне, в какой монастырь поступить», - подумал молодой военный и взял отпуск.
Когда он только подходил к Оптинскому скиту, находившаяся в «хибарке» старца Амвросия одна блаженная неожиданно с радостью произнесла: — Павел Иванович приехали.
— Вот и слава Богу, — спокойно отозвался преподобный Амвросий... Оба они духом знали, что приехал будущий старец. Когда Павел Иванович пришёл в келью Старца, то нашёл там, кроме отца Амвросия ещё и отца Анатолия (Зерцалова). Оба они встретили его, как он вспоминал, «очень радостно», а недомогавший отец Амвросий даже встал, оказывая особый почёт приехавшему.
Здесь же, в «хибарке», и услышал Павел Иванович поразившие его слова преподобного: «Искус должен продолжаться ещё два года, а после приезжайте ко мне, я вас приму». Дано было и послушание - жертвовать на определённые храмы некоторые суммы из своего довольно высокого жалования полковника.
Из блестящего военного в одну ночь он стал старцем
В 1881 году Павел заболел воспалением лёгких. Когда, по просьбе больного, денщик начал читать Евангелие, последовало чудесное видение, во время которого наступило духовное прозрение больного. Он увидел открытыми небеса, и содрогнулся весь, от великого страха и света. Вся жизнь пронеслась мгновенно перед ним. Глубоко проникнут был Павел Иванович сознанием покаяния за всю свою жизнь, и услышал голос свыше, повелевающий ему идти в Оптину Пустынь. У него открылось духовное зрение. По словам старца Нектария, « из блестящего военного в одну ночь, по соизволению Божиему, он стал старцем».
К удивлению всех, больной стал быстро поправляться, а по выздоровлении поехал в Оптину. Преподобный Амвросий велел ему покончить все дела в три месяца, с тем, что, если он не приедет к сроку, то погибнет.
Преодолел все препятствия
И вот тут начались препятствия. Поехал он в Петербург за отставкой, а ему предложили более блестящее положение и задерживают отставку. Товарищи смеются над ним, уплата денег задерживается, он не может завершить свои дела, ищет денег взаймы и не находит. Но его выручает старец Варнава из Гефсиманского скита, указывает ему, где достать денег, и тоже торопит исполнить Божие повеление. Люди противятся его уходу из мира, находят ему даже невесту. Только мачеха, заменившая ему родную мать, радовалась и благословила его на иноческий подвиг.
С Божией помощью, полковник Плиханков преодолел все препятствия и явился в Оптину Пустынь в последний день своего трёхмесячного срока. Старец Амвросий лежал в гробу в церкви, и Павел Иванович приник к его гробу.
Скорби послушника
Десятого февраля 1892 года Павел Иванович был зачислен в число братства Иоанно-Предтеченского скита и одет в подрясник. Каждый вечер в течение трех лет ходил он для бесед к старцам: сначала к преподобному Анатолию, а затем к преподобному Иосифу, преемникам старца Амвросия. Новый послушник не позволил себе никаких подготовительных этапов и сразу начал подвижнический образ жизни. Видя стремительное духовное возрастание инока, враг рода человеческого начал делать всё возможное, чтобы привести его в отчаяние и изгнать из скита. Он восстанавливал против него некоторых братьев. Послушник Павел не поддавался, вёл себя смиренно, однако, многого ему это стоило.
Духовное чадо отца Варсонофия, отец Никон, позднее записал в своём дневнике: «Сейчас мне Батюшка говорил о том, как он переносил скорби, когда был послушником. Переносил Батюшка скорби, рассуждая так: «Должно быть, я достоин этих всех скорбей. Значит, все они нужны, чтобы смыть с меня гордыню и прочие страсти». Переносил Батюшка скорби, никому не говоря о них, не жалуясь, стараясь не озлобляться на обидчиков. Мало того, чтобы только перенести оскорбления, надо позаботиться и о том, чтобы не озлобиться на нанёсшего оскорбление. «Иногда, - говорил Батюшка в другой раз, - приходилось так, что впору уходить из Скита, - но я решил лучше умереть, нежели уйти. Я имел твёрдую надежду на Бога и Его Пречистую Матерь. Встану, бывало, перед Казанской иконой Божией Матери, помолюсь - и легче мне станет».
Все степени иноческие
Преподобный Анатолий дал новоначальному послушание быть келейником иеромонаха Нектария, последнего соборно избранного старца Оптиной того времени. Около отца Нектария его келейник прошёл в течение десяти лет все степени иноческие: через год, двадцать шестого марта 1893 года, Великим постом послушник Павел был пострижен в рясофор, в декабре 1900 года по болезни пострижен в мантию с именем Варсонофий, двадцать девятого декабря 1902 года рукоположен в иеродиакона, а первого января 1903 года был рукоположен в сан иеромонаха.
В 1903 году преподобный Варсонофий был назначен помощником старца и одновременно духовником Шамординской женской пустыни и оставался им до начала войны с Японией.
(1845 – 1913)
Оптина пустынь – один из самых ярких светильников православной Руси ХIХ - начала ХХ в. Главной отличительной чертой Оптиной пустыни было старчество. К Оптиной, как к воде живой, как к многоцелебному источнику, стекались люди самых разных сословий. Были тут и крестьяне, и представители высших слоев общества, неграмотные мастеровые и высокообразованные писатели, философы, художники, государственные деятели, люди выдающегося ума и таланта. В своих наставлениях старцы учили народ, как понимать евангельское учение, как врачевать свои душевные немощи. Их наставления были просты, правдивы, чужды всякой искусственности, сердечны, их ответы дышали любовью и спокойствием. Казалось, что старец видит душу приходящего насквозь, видит все болезни души, знает, как помочь, и помогает, утешает.
Благодаря старчеству Оптина пустынь была выдающимся явлением в жизни русского монашества. Но влияние Оптиной не ограничено временем. Духовное наследие старцев, дошедшее до нашего времени, – письма, дневники, наставления. Все это возможность вновь и вновь соприкоснуться с опытом совершенной веры и внутреннего преображения личности, ведущего к евангельскому совершенству.
В ряду имен великих оптинских старцев имя преподобного Варсонофия (Плиханкова) занимает особое место. Он оставил мир в немолодом возрасте, в 46 лет, когда уже сильная седина пробилась в его волосах. По благословению старца Амвросия бывший штабной офицер, полковник, проводивший в миру нравственную жизнь, пришел в Оптинский скит на Рождество Христово 1891 г. Каким же был этот путь?
Преподобный Варсонофий, в миру Павел Иванович Плиханков, родился в 1845 году в Самаре в день памяти преподобного Сергия Радонежского, которого всегда считал своим покровителем. Мать его Наталия скончалась при родах, а сам ребёнок остался жив благодаря таинству Крещения, которое немедленно совершил над ним священник. Отец его происходил из казаков, занимался торговлей.
Дед и прадед мальчика были весьма богаты. Все члены семьи вели благочестивую жизнь глубоко верующих людей, много помогали находившемуся на этой же улице храму Казанской иконы Божией Матери. Семья считала, что их род находится под особым покровительством Казанского образа Божией Матери.
После смерти жены отец маленького Павла женился вторично, и в лице мачехи Господь послал младенцу глубоко верующую, добрейшей души наставницу, которая заменила ему родную мать. Позднее старец вспоминал:
«Моя мачеха была глубоко верующей и необычайно доброй женщиной, так что вполне заменила мне мать. И даже, может быть, родная мать не смогла бы дать мне такого воспитания. Вставала она очень рано и каждый день бывала со мной у утрени, несмотря на мой младенческий возраст.
Раннее утро. Я проснулся, но вставать мне не хочется. Горничная помогает матери умываться, я кутаюсь в одеяльце. Вот мать уже готова.
– Ах, Павел-то еще спит, – говорит она, – подай-ка сюда холодной воды, – обращается она к горничной.
Я моментально высовываюсь из-под одеяла.
– Мамася, а я уже проснулся!
Меня одевают, и я с матерью отправляюсь в церковь. Еще совершенно темно, я по временам проваливаюсь в сугробы и спешу за матерью.
А то любила она дома молиться. Читает, бывало, акафист, а я распеваю тоненьким голоском на всю квартиру:
– Пресвятая Богородица, спаси нас!
Отец не раз упрекал мать:
– Что ты таскаешь в такую рань, он маленький, устанет.
Но мать всегда отвечала на это:
– Я желаю ему добра. Ты поручил мне его воспитание, а поэтому и предоставь мне поступать, как я нахожу нужным».
Старец позднее говорил: «Как я благодарен теперь моей матери! Когда я поступил в монастырь, то она была еще жива, и я написал ей: «Вот плоды твоего воспитания».
Когда Павлу было года три-четыре, он и с отцом часто ходил в церковь. Старец рассказывал, что много раз, когда он, будучи ребенком, стоял у иконы Божией Матери, ему казалось, что он видел, как Богоматерь смотрит на него с иконы, и улыбается, и манит его. Он подбегал к отцу.
Папа, папа, Она живая!
- Кто, дитя мое?
- Богородица.
Отец не понимал его.
Знаменательный случай произошел с ребенком, когда ему было около шести лет. Старец Варсонофий вспоминал позднее: «Шести лет был я в саду с отцом и перерывал песочек на аллейке. Вдруг по аллейке идет странник. И дивно, как он мог попасть в сад, когда сад окружен большими собаками, которые без лая никого не пропускают. Тихо подошел странник к отцу и, показывая на меня ручкой, говорит: «Помни, отец, это дитя в свое время будет таскать души из ада!» И после этих слов он вышел. Потом мы его нигде не могли найти. И Бог его знает, что это был за странник».
Девяти лет Павлушу зачислили в гимназию. Учился он очень хорошо, много читал, прекрасно знал мировую литературу. Позднее, будучи старцем, он часто говорил о пользе книжных знаний, в первую очередь житий святых. Об учебе в гимназии он вспоминал: «Летом нас переселяли на каникулы в живописное казенное имение... Там была прекрасная березовая аллея... Воспитанники обыкновенно вставали в шесть часов, а я вставал в пять часов, уходил в ту аллею и, стоя меж тех берез, молился. И тогда я молился так, как никогда уже более не молился: то была чистая молитва невинного отрока. Я думаю, что там я себе и выпросил, вымолил у Бога монашество».
Затем была учеба в Оренбургском военном училище, штабные офицерские курсы в Петербурге. Постепенно повышаясь в чинах, он скоро стал начальником мобилизационного отделения, а затем полковником. О поступлении в монастырь он тогда еще не думал, представлял себе монашескую жизнь так: «страшная скука - там только редька, постное масло да поклоны».
Павел Иванович был молодым военным, сослуживцы его прожигали жизнь в развлечениях, но он приходил в своем быту к все большему аскетизму. Комната его напоминала келью монаха простотой убранства, порядком, а также множеством икон и книг. Шли годы. Товарищи его один за другим переженились. Не раз приступали и к нему с предложением завестись семьей. «Подумай, Павлуша, - советовала ему мачеха, - может быть, захочешь жениться, приглядись к барышням, не понравится ли тебе которая из них?»
Однажды за послушание пошел Павел Иванович на большой званый обед, чтобы приглядеться к невестам. «Ну, думаю, - вспоминал старец, - с кем мне придется рядом сесть, с тем и вступлю в пространный разговор». Господь премудро устроил так, что рядом с молодым офицером сел священник, человек высокой ду-ховной жизни, и завел с ним беседу о молитве Иисусо-вой. Павел Иванович так увлекся, слушая его, что совершенно забыл о своем намерении присматриваться к не-вестам. Когда же закончился обед, в сердце молодого человека созрело твердое желание никогда не жениться, о коем он немедленно и сообщил своей доброй мачехе, чем обрадовал ее, ибо она всегда имела тайное желание, чтобы Павел целиком посвятил свою жизнь Господу.
 |
Но мир пока не хотел отпускать его из своих ковар-ных сетей. «Приходилось, – говорил впоследствии ба-тюшка, – делать по службе вечера, приемы... Меня это очень тяготило...».
Военная служба, блестящая карьера. По службе он был на самом блестящем счету, и не за горами был для него генеральский чин. Прямая дорога к стяжанию всех мирских благ. И... отказ от всего. Сослуживцы и знакомые никак не могли понять: что же за «изъян» в стройном, красивом полковнике, весь облик которого так и дышал каким-то удивительным внутренним благородством? Жениться не женится, балов и званых обедов, равно как и прочих светских развлечений, избегает. В театр, бывало, ходил, да и тот бросил. За спиной у Павла Ивановича даже поговаривали порой: «С ума сошел, а какой был человек!..»
Однажды поехал Павел Иванович в оперный театр по приглашению своего военного начальства. Среди развлекательного представления он вдруг почувствовал невыразимую тоску. Позднее он вспоминал: «В душе как будто кто-то говорил: «Ты пришёл в театр и сидишь здесь, а если ты сейчас умрёшь, что тогда? Господь сказал: «В чём застану, в том и сужу...» С чем и как предстанет душа твоя Богу, если ты сейчас умрёшь?»
И он ушёл из театра и больше никогда не ходил туда. Прошли годы, и Павлу Ивановичу захотелось узнать, какое число было тогда, чья была память. Он справился и узнал, что была память святителей Гурия и Варсонофия, казанских чудотворцев. И Павел Иванович понял: «Господи, да ведь это меня святой Варсонофий вывел из театра! Какой глубокий смысл в событиях нашей жизни, как она располагается – точно по какому-то особенному таинственному плану».
Были и ещё знаки. Зашёл как-то Павел Иванович в Казанский монастырь на исповедь и узнал случайно, что настоятель монастыря - игумен Варсонофий. Когда Павел Иванович заметил, что это имя трудное на слух, ему ответили: «Чем же трудное? Для нас привычное... Ведь в нашем монастыре почивают мощи святителя Варсонофия и архиепископа Гурия...» С этого дня Павел Иванович стал часто молиться у мощей казанского чудотворца, испрашивая у него покровительства себе: «Святителю отче Варсонофие, моли Бога о мне!» Посещая этот монастырь, он невольно обратил внимание на его бедность и стал помогать: купил лампадку, киот на большую икону, ещё что-то... «И так полюбил всё в этом монастыре! Воистину: где будет сокровище ваше, тут будет и сердце ваше».
«Много лет прошло после того. Я был уже в монастыре, готовился к постригу. Вдруг опасно заболел. Все отчаялись в моем выздоровлении, решили поскорее совершить пострижение. Помню, наклонившись надо мной, спрашивают: «Какое хочешь получить имя?» Я с трудом едва мог ответить: «Все равно». Слышу, при пострижении именуют меня Варсонофием. Следовательно, и здесь святитель не оставил меня, но пожелал быть моим покровителем».
Теперь сослуживцы уже не звали Павла Ивановича ни на пирушки, ни в театр. Зато у него появились маленькие друзья. Денщик Павла Ивановича, Александр, доброй души человек, помогал ему найти бедных детей, которые жили в хижинах и подвалах. Впоследствии старец рассказывал: «Я очень любил устраивать детские пиры. Эти пиры доставляли одинаково и мне и детям радость... А так же я им рассказывал о чем-нибудь полезном для души, из житий святых или вообще о чём-нибудь духовном. Все слушают с удовольствием и вниманием. Иногда же для большей назидательности я приглашал с собой кого-либо из монахов или иеромонахов и предоставлял ему говорить, что производило еще большее впечатление... Перед нами поляна, за ней река, а за рекой Казань со своим чудным расположением домов, садов и храмов... И хорошо мне тогда бывало, сколько радости - и чистой радости - испытывал я тогда и сколько благих семян было брошено тогда в эти детские восприимчивые души!»
В Москве Павел Иванович встретился со святым праведным отцом Иоанном Кронштадтским. Эта судьбоносная встреча запомнилась ему на всю жизнь, позднее он напишет: «Когда я был ещё офицером, мне по службе надо было съездить в Москву. И вот на вокзале я узнаю, что отец Иоанн служит обедню в церкви одного из корпусов. Я тотчас поехал туда. Когда я вошёл в церковь, обедня уже кончалась. Я прошёл в алтарь. В это время отец Иоанн переносил Святые Дары с престола на жертвенник. Поставив Чашу, он, вдруг, подходит ко мне, целует мою руку и, не сказав ничего, отходит опять к престолу. Все присутствующие переглянулись и говорили после, что это означает какое-нибудь событие в моей жизни, и решили, что я буду священником... А теперь видишь, как неисповедимы судьбы Божии: я не только священник, но и монах».
Наконец утвердился Павел Иванович в мысли идти в монастырь, но в какой, куда - здесь была полная неопределенность. Однажды, явившись в штаб с докладом, увидел он на одном из столов духовный журнал, в котором оказалась статья об Оптиной пустыни и о старце Амвросии. Павел Иванович тут же сел, прочитал ее и как-то сразу решил ехать в Оптину пустынь.
В конце августа 1889 г. Павел Иванович Плиханков в белом кителе с полковничьими погонами прибыл в благословенную обитель и сразу же направился в Иоанно-Предтеченский скит к преподобному старцу Амвросию.
Вид военного никого здесь не удивил: бывали в Оптиной и верующие военные. Но этот офицер все же был особенным. Это почувствовала бывшая тогда в келлии старца Амвросия блаженная мать Параскева. Еще не видя Павла Ивановича (он только подъезжал к гос-тинице), она сказала: «Павел Иванович приехал!» – «Слава Богу», – спокойно ответил о. Амвросий. Оба они духом знали, что приехал будущий старец. Павел Иванович сказал старцу, что имеет желание поступить в монастырь. Старец сказал: «Искус должен продолжаться еще два года, а после приезжайте ко мне, я вас приму».
О. Амвросий предложил ему до Рождественского поста поговеть четыре раза и сделать пожертвования в некоторые храмы. Перед отъездом Павел Иванович еще раз побывал в скиту. Он полюбился ему, тихий, цветущий, как сад. Все трогало здесь - и негромкий, пустынный звон колоколов, и умилительность службы в храме в честь Собора Иоанна Предтечи, торжественность старинных напевов, молчание векового бора вокруг…
Возвратившись в Казань, Павел Иванович оставил дорогую квартиру, продал обстановку и переехал на житье в меблированные комнаты, устроившись там почти по-монашески. Он взял к себе на воспитание двенадцатилетнего отрока - сына коридорного служителя. Этот отрок через несколько лет поступил в монастырь.
В 1881 г. Павел заболел воспалением легких. Когда по просьбе больного денщик начал читать Евангелие, последовало чудесное видение, во время которого наступило духовное прозрение больного. Он увидел открытыми небеса и содрогнулся весь от великого страха и света. Вся жизнь пронеслась мгновенно перед ним. Глубоко проникнут был Павел Иванович сознанием покаяния за всю свою жизнь и услышал голос свыше, повелевающий ему идти в Оптину пустынь. У него открылось духовное зрение. По словам старца Нектария, « из блестящего военного в одну ночь по соизволению Божиему он стал старцем».
К удивлению всех больной стал быстро поправляться, а по выздоровлении поехал в Оптину. Преподобный Амвросий велел ему покончить все дела в три месяца, сказав, что, если он не приедет к сроку, то погибнет.
И вот тут начались препятствия. Поехал он в Петербург за отставкой, а ему предложили более блестящее положение и задерживали отставку. Товарищи смеются над ним, уплата денег задерживается, он не может завершить свои дела, ищет денег взаймы и не находит. Но его выручает старец Варнава из Гефсиманского скита, указывает ему, где достать денег, и тоже торопит исполнить Божие повеление. Люди противятся его уходу из мира, находят ему даже невесту. Только мачеха, заменившая ему родную мать, радовалась и благословила его на иноческий подвиг.
С Божией помощью полковник Плиханков преодолел все препятствия и явился в Оптину пустынь в последний день своего трехмесячного срока. Старец Амвросий лежал в гробу в церкви, и Павел Иванович приник к его гробу.
Десятого февраля 1892 г. он был зачислен в число братства Иоанно-Предтеченского скита и одет в подрясник. Находясь под духовным руководством старца Анатолия (Зерцалова), послушник Павел составлял жития святых, описания чудотворных икон, писал духовные стихи, статьи о монашестве, старчестве, Иисусовой молитве. После кончины преподобного Анатолия духовным отцом инока в 1894 г. стал старец Иосиф (Литовкин). По его благословению инок Павел до апреля 1902 г. служил письмоводителем, вел «Летопись скита», собирал материалы для жизнеописания преподобных Оптинских старцев Макария, Амвросия и Анатолия. Во многом основываясь на записях отца Варсонофия, схиархимандрит Агапит (Беловидов) впоследствии составил жизнеописания старцев Амвросия и Макария.
Подобно многим, ставшим на путь монашеской жиз-ни, он нес многоразличные скорби. «Когда я был рясо-форным послушником, - вспоминал старец, - я терпел много гонений, и до того скорбел, что даже приходил к мысли оставить скит. Но я сказал себе: лучше умру, а не уйду – все, все буду терпеть». Это были годы его ду-ховного возмужания, постепенного возрастания в нем богодухновенного пастыря стада Христова.
Духовником отца Варсонофия стал преподобный старец Нектарий, с которым у отца Варсонофия всегда сохранялось глубокое взаимопонимание.
И вот когда в тишине уединенной келлии подвиж-ник вошел в «меру возраста духовного», Господь поста-вил его на служение обители и православному народу.
Послушник Павел был пострижен в рясофор 26 мар-та 1893 г., а в декабре 1900 г., во время, как тогда казалось, неизлечимой болезни, его келейно постригли в мантию с именем Варсонофий.
Через два года, 29 декабря 1902 г., отца Варсоно-фия рукоположили в иеродиакона, а 1 января 1903 г. - в иеромонаха. В этом же году указом Калужской консистории иеромонах Варсонофий стал помощником скитоначальника, духовником скита, а также духовником Шамординской обители.
В 1904 г., ког-да началась Русско-японская война, иеромонах Варсоно-фий был отправлен на фронт в качестве священника при лазарете, ему было уже 59 лет. Тяжело было батюшке оставлять любимый благословенный скит и возвращаться в шум-ную военную среду, которую он когда-то покинул. С честью нес преподобный Варсонофий свое послу-шание на фронте, за что в мае 1904 г. был награж-ден наперстным крестом.
По возвращении после окончания войны в Оптину пустынь, в 1907 г., отец Варсонофий был возведен в сан игумена и назначен Святейшим Синодом настоятелем Оптинского скита вместо тяжело болевшего отца Иосифа. Не искал и не желал старец сего, даже наоборот, не решался принять на себя это многотрудное бремя, понимая, что придется расстать-ся с тишиной и безмолвием своей смиренной келлии... И только по долгу монашескому, за святое послушание принял он на себя этот тяжелый крест.
Старец Иосиф был уже так слаб, что не выходил из келлии. Конечно, дела скитские - хозяйственные - оказались несколько запущенными. «Когда я принимал настоятельство от отца Иосифа, - вспоминал отец Варсонофий, - то он вручил мне сто рублей денег, с которых пятьдесят четыре рубля велел заплатить одному козельскому торговцу, у которого он брал для скита рыбу и другие припасы. Следовательно, осталось сорок шесть рублей на содержание скита. Сначала приходило на ум, как я на такие средства буду содержать скит, но затем я успокоился, положившись на волю Божию. Ведь скит-то не мой, а Иоанна Крестителя, он нас и прокормит, чего мне смущаться. И действительно, Иоанн Креститель не оставил скит. Мы ни в чем не нуждались. Рекой полились пожертвования».
Он умолчал, однако, о первом пожертвовании, внесенном в скитскую казну, - собственных сбережениях - всего шестьдесят тысяч. Новый скитоначальник твёрдой рукой уплатил долги, отремонтировал скит, обновил ризницу, устроил библиотеку. Он умел со строгостью соединять нежно-любовное отношение к скитской братии, был полон забот о них. Конечно, теперь вовсе не стало у него покоя. Часто припоминал он сказанное старцем Амвросием: «Монаху простому нужен терпения воз, а настоятелю - целый обоз».
С кончиной праведного Иоанна Кронштадтского и старца Варнавы Гефсиманского приток богомольцев в Оптину особенно увеличился. Ежедневно принимал преподобный старец Варсонофий для духовных бесед лиц самых разных сословий, отвечал на множество приходящих к нему писем...
Слава о нем шла по всей России и, как в спасительную гавань стремились люди в благословенный Оптинский скит к преподобному Варсонофию «за исцелением не только телес, но и истерзанных, истомленных грехом душ, стремились за ответом на вопрос: как жить, чтобы спастись?
Преподобный Варсонофий нес свое служение в особый период русской истории - предреволюционный, время крайнего оскудения веры. Особенно восприимчивыми к новым учениям оказывались молодые люди, которые горячо включались в поиски «смысла жизни без Христа» и за очень короткое время, теряя веру, оказывались во мраке, многие задумывались о самоубийстве. «Теперь все ценится на деньги, и кому нужна моя бедная голова, запутавшаяся в мыслях, учениях, моя душа, плачущая по чему-то, ей самой непонятному?» – с таким настроением (таким знакомым современному человеку!) оказалась в Оптиной будущая послушница Е. Шамонина, одна из тех, кто оставил нам свои воспоминания о преподобном. «Почти насильно добрые люди послали меня в Оптину», –-писала она.
Разными путями люди оказывались в монастырском скиту, но встреча со старцем для каждого из них становилась чудом: немногими словами, своей молитвой, самим своим обликом измученных, запутавшихся, во всем разуверившихся людей старец направлял к покаянию, к примирению с Богом. Для многих эти встречи в прямом смысле стали судьбоносными: они изменялись сами и меняли свою жизнь. Становясь духовными чадами отца Варсонофия, несколько раз в год они приезжали в монастырь к батюшке на исповедь, причащались здесь Святых Христовых Таин. Как правило, по вечерам говеющие собирались в келье старца для беседы. Вот как вспоминает об этих встречах одна из участниц: «Взяв для начала какой-нибудь текст из Священного Писания, или выдержку из какой-нибудь книги, или даже стихотворение мирского писателя, батюшка вел тихую речь все о том же, о едином на потребу, о спасении бедной человеческой души, о Царствии Небесном, о борьбе с врагами нашего спасения. Теплится лампада пред образом Спасителя, моленная погружена в полумрак, из окна веет свежестью и благоуханием, а звук голоса батюшки так и идет прямо в душу, будя ее, ободряя, освежая. Хорошо зная души своих слушательниц, батюшка умел в своей беседе незаметно для других касаться того, что наболело то у одной, то у другой. И каждой казалось, что беседа батюшки была обращена именно к ней. Старец видел человеческую душу, и по молитвам ему открывалось в человеке самое сокровенное, а это давало возможность воздвигать падших, направлять с ложного пути на истинный, исцелять болезни душевные и телесные, изгонять бесов». Сам изнемогающий от многочисленных мучительных недугов, он принимал всех без отказа, врачевал, наставлял, направляя на тесный и скорбный, но единственно спасительный путь.
Игумен Иннокентий так говорит о нем: «Это был замечательный старец, имевший дар прозорливости, какую я сам на себе испытал, когда он принимал меня в монастырь и первый раз исповедывал. Я онемел от ужаса, видя перед собой не обыкновенного человека, а ангела во плоти, который читает мои со-кровенные мысли, напоминает факты, которые я забыл, лица и про-чее. Я был одержим неземным страхом. Он меня ободрил и сказал: «Не бойся, это не я, грешный Варсонофий, а Бог мне открыл о тебе. При моей жизни никому не говори о том, что сейчас испытываешь, а после моей смерти можешь говорить».
Многие видели старцев, озаренных светом при их молитве. Ви-дели и старца Варсонофия как бы в пламени во время Божественной литургии. «Однажды я присутствовала при служении отцом Варсонофием литургии, - вспоминала монахиня Алек-сандра. - В этот раз мне пришлось увидеть и испытать нечто неописуемое. Батюшка был просветлен ярким светом. Он сам был как бы средоточием этого огня и испускал лучи. Лучом исходившего от него света было озарено лицо служившего с ним диакона».
Одному из обращавшихся к нему преподобный гово-рил: «Старцев называют прозорливцами, указывая тем, что они могут видеть будущее: да, великая благодать дается старчеству, – это дар рассуждения. Это есть наи-величайший дар, даваемый Богом человеку. У них, кро-ме физических очей, имеются еще очи духовные, перед которыми открывается душа человеческая. Прежде чем человек подумает, прежде чем возникнет у него мысль, они видят ее духовными очами, даже видят причину возникновения такой мысли. И от них не сокрыто ни-чего. Ты живешь в Петербурге и думаешь, что я не ви-жу тебя. Когда я захочу, я увижу все, что ты думаешь и делаешь...»
Предсказывал старец Варсонофий о наступлении ре-волюции и гонениях на веру Христову. Он говорил, что, возможно, повторятся гонения и мучения первых христиан. Все монастыри будут закрыты, и это время не за горами... Еще в период расцвета Оптиной старец говорил, что монастырь будет разрушен, а в скиту будет пастись скот.
В 1907 г. приехал в Оптину пустынь скромный юноша Николай Беляев, будущий преподобный старец Никон. Скитоначальник преподобный Варсонофий, свет-лый, величественный, с головой, покрытой белыми се-ребристыми волосами, с тихой улыбкой, по-отечески тепло приветствовал его. Опытный в духовной жизни седовласый старец и девятнадцатилетний молодой че-ловек после первых же бесед почувствовали глубокое духовное родство. Они, столь разные по возрасту и развитию, понимали друг друга с полуслова. Незримые духовные нити между ними все более и более укрепля-лись, образовав прочную привязанность. Прозорливый старец явно видел это с первых же дней их знакомства: «Наши сердца настроены на один лад, - услышал от не-го однажды послушник Николай, - они звучат в один тон».
Весь свой духовный опыт, все знания, накопленные за годы подвижничества, передавал старец Варсонофий своему любимому ученику, послушнику Николаю, как достойному принять и сохранить этот дар. Особенно укреплял батюшка послушника Николая в стремлении к стяжанию непрестанной молитвы: «Путь молитвы Иисусовой есть путь кратчайший, самый удоб-ный. Но не ропщи, ибо всякий, идущий этим путем, ис-пытывает скорби. Раз решился идти этим путем, пошел, то не ропщи, если встретятся трудности, скорби - нуж-но терпеть...»
И еще старец Варсонофий любил повторять: «Нам более всего должно приобретать смирение: смиряться, смиряться. Есть смирение - все есть, нет смирения - ничего нет».
Истинный об-разец древнего старчества и ученичества являли собой отношения батюшки Варсонофия с его духовным ча-дом Николаем Беляевым. И замечательным плодом этого удивительного окормления явилось то, что послушник Николай сам стал впоследствии духовным старцем - преподобным Никоном, достойным продолжателем и преемником своего старца...
В июле 1910 г. здоровье преподобного Варсоно-фия резко ухудшилось, ему стало так плохо, что его по-стригли келейно в великую схиму. «Схима - это край: или смерть, или выздоровление... Я чувствую, что схима меня подняла. Мне надлежало умереть, но дана отсрочка», - говорил батюшка иноку Николаю Беляеву.
Ученика старца Николая (Беляева) потрясли слова старца, который по глубочайшему смирению говорил об ошибках в своей жизни и о том, что не хватило ему времени на покаяние: «Я умирал и по чьим-то молитвам воскрес. Думал, что уже не встану... Значит, не сегодня - завтра конец, и придется предстать престолу Божию... С чем явлюсь? Что буду отвечать? Оглянулся назад - здесь пробел, здесь промах, то не кончено, это не сделано - одни ошибки. Страшно! Ну да вот, видимо, смилостивился Бог, оставил еще время на покаяние».
Отец Николай вспоминал: «Жутко было слышать эти речи: если батюшка, оглянувшись на свою жизнь, видел в ней одни промахи и ошибки, то, что увидели бы мы в прошлом, если только получили бы надлежащую остроту зрения?»
Оптину за все время своей монашеской жизни преподобный Варсонофий покидал лишь несколько раз - только по послушанию. В 1910 г., также за послушание, ездил на станцию Астапово для напутствия умиравшего Льва Толстого. Ранее старец говорил в беседе с чадами: «Великое зло - это толстовское учение, сколько оно губит молодых душ. Раньше, Толстой, действительно был светочем в литературе, но впоследствии его фонарь погас, и он очутился во тьме, и как слепой он забрёл в болото, где завяз и погиб».
Впоследствии отец Варсонофий с глубокой грустью вспоминал: «Не допустили меня к Толстому... Молил врачей, родных, ничего не помогло... Конечно, Толстой теперь на Страшном Суде безответен; и митрополит прислал ему телеграмму, которую ему даже не передали. Церковью было сделано все для его спасения, но он не захотел спастись - и погиб. А когда-то он был благочестивым человеком, но, видно, это благочестие было только внешним… Хотя он и Лев был, но не смог разорвать кольцо той цепи, которою сковал его сатана». Старцу всегда было трудно рассказывать об этом, он очень волновался.
В 1912 г. преподобного Варсонофия назначают настоятелем Старо-Голутвина Богоявленского монастыря близ города Коломны с возведением его в сан архимандрита. Смиренно просил он оставить его в скиту для жительства на покое, просил позволить ему остаться хотя бы и в качестве простого послушника. Но, несмотря на великие духовные дарования старца, нашлись недовольные его деятельностью: путем жалоб и доносов он был удален из Оптиной.
Сборы старца, не имевшего почти никакого имущества, были недолгими. Он говорил духовным чадам: «Немного вещей беру я с собою: образа все остаются, а из картин возьму только портрет великого старца и духовного благодетеля моего отца Анатолия и батюшку отца Амвросия. Остальное останется так, как было». Со слезами, коленопреклоненно прощалась Оптина со своим старцем...
В апреле того же года преподобный Варсонофий прибыл в Москву. Весть о приезде старца облетела весь город. Народ сразу же окружил его, каждый почи-тал за счастье получить старческое благословение.
5 апреля 1912 г. на литургии в Богоявленском мо-настыре владыка Трифон (Туркестанов) возвел преподобного Варсо-нофия в сан архимандрита. «Как под терновый венец приклонил я главу свою под золотую митру», - вспоминал перед смертью старец.
Уже на следующий день схиархимандрит Варсоно-фий прибыл в Коломну, в древний Свято-Голутвин монастырь, настоятелем которого ему пришлось быть в последний год своей жизни.
Мужественно перенося скорбь разлуки с любимой Оптиной, преподобный принялся за благоустройство вверенной ему обители.
Отец Василий Шустин, приехавший вместе со старцем, вспоминал о том, какие изменения произвел схиархимандрит Варсонофий в этом запущенном монастыре: «Большие реформы произвел батюшка и во внутреннем строении монастыря. Установил обязательное посещение церковных служб и сам являлся примером. Раньше и в трапезную не все ходили, а иеромонахи и не заглядывали, имели при кельях свои кухни. Эконом имел повара. Батюшка же запретил готовить что-либо на дому, и должны были все есть общую пищу и в определенное время. Когда батюшка пришел по звону в трапезную, все простые монахи удивились, что он так близок к ним. Пища была невозможная. Щи были из прелой капусты и рыбы с запахом. Эконом не пришел в трапезную, но батюшка послал за ним послушника и заставил его есть обед из тех продуктов, которые тот покупал. Эконом отворачивался, а батюшка его уличал. Недаром эконом носил шелковые рясы, и в его комнате можно было увидеть золотых рыбок. «Как можно, - говорил батюшка, - давать такую пищу...» Сразу весь дух монастыря переменился. Батюшка позаботился об одежде и пище монахов, и они, увидев такое отеческое отношение настоятеля, не чуждались его, но приходили с любовью и доверием, открывали ему свои души, а он начал их врачевать... Батюшка приучил монахов обители к исполнению устава и безропотному несению послушаний. Через два месяца монастырь стал неузнаваемым».
Очень скоро в Коломне и во всей округе прошел слух о появлении в монастыре великого старца. Необыкновенно большое, непривычное для Старо-Голутвина число людей хлынуло в монастырь. Потекли и пожертвования, которые позволили сделать капитальный ремонт всей обители, - она была вычищена, покрашена, поправлена. Недомогая и все более теряя силы, старец вел переписку с духовными чадами, а с обеда до позднего вечера принимал посетителей.
В Старо-Голутвином монастыре совершилось по его молитвам чудо исцеления глухонемого юноши. «Страшная болезнь - следствие тяжкого греха, совер-шенного юношей в детстве», - поясняет преподобный его несчастной матери и что-то тихо шепчет на ухо глухонемому. «Батюшка, он же вас не слышит, - растерян-но восклицает мать, - он же глухой...» - «Это он тебя не слышит», - и снова произносит что-то шепотом на са-мое ухо молодому человеку. Глаза юноши расширяются от ужаса, и он покорно кивает головой... После исповеди преподобный Варсонофий причащает его, и болезнь оставляет страдальца...
Около года управлял старец обителью. Ему было шестьдесят восемь лет, но организм его был подточен скорбями, многочисленными трудами и заботами.
С самого начала 1913 г. старец начал быстро слабеть... В начале февраля батюшка, несмотря на слабость свою, предпринял поездку в Москву по делам обители. В Москве вдруг почувствовал себя так плохо, что быстро поспешил возвратиться в Голутвин.
Двадцать второго марта, за неделю до смерти, старец пишет прошение митрополиту Московскому Макарию, где просит «об увольнении от должности настоятеля Старо-Голутвина монастыря, с переводом в число братства скита Оптиной пустыни». Он мечтал закончить свои дни в любезной сердцу Оптиной.
Но ему становилось все хуже. Страдания старца во время предсмертной болезни были поистине мученическими. Отец Феодосий вспоминал: «Громадная опухоль у горла, появившаяся недели за полторы до смерти, очень препятствовала дыханию. Батюшка часто поименно призывал, кроме святых угодников Божиих и Божией Матери, к Которой имел детскую любовь, также и всех Оптинских старцев». Понимая, что это конец, отец Варсонофий отказался от помощи врача и какой бы то ни было пищи, он лишь повторял: «Оставьте меня, я уже на кресте...» Причащался старец ежедневно. Утром, первого (четырнадцатого) апреля, Батюшка тихо вздохнул и почил. Лицо его, по словам келейников, приняло выражение необыкновенной кротости, смирения и радости.
Святейший Синод и митрополит Московский Макарий благословили похоронить старца в Оптиной, куда при жизни он стремился всем сердцем. Гроб был поставлен в металлический ящик и в траурном вагоне двинулся к Оптиной. Огромное количество людей провожали Батюшку, панихиды служились беспрерывно.
Духовное чадо старца монахиня Елена (Шамонина) вспоминала: «Когда дроги с гробом старца, сопровождаемые множеством народа, несущего хоругви, крест и иконы, появились у переправы через Жиздру, громче раздался погребальный звон с Оптинской колокольни. На монастырском берегу была вся братия... а также множество народа. И вот две процессии соединились. Зрелище было настолько трогательное, насколько и величественное. Невозможно словами изобразить чувств, овладевших присутствующими при сей необычной встрече. Плакали братия, рыдали богомольцы, едва выговаривал в слезах литийные возгласы отец скитоначальник Феодосий... Около двух часов дня процессия вошла в святые врата обители. Вот как вернулся отец Варсонофий в родную Оптину! Пусть и во гробе - такова была воля Божия, - но вот он здесь, и это служило «немалым утешением братии», как отметили оптинцы.
Гроб был поставлен в Казанский собор, и там отслужили всенощное бдение, а наутро литургию. По окончании литургии началась последняя панихида перед погребением старца. Похоронен был преподобный Варсонофий рядом со своим духовным отцом и учителем преподобным Анатолием Старшим (Зерцаловым).
После кончины преподобный Варсонофий являлся многим оптинским монахам. В «Летописи скита» 12 ноября 1913 г. записано: «Скитский уставщик иеромонах Кукша видел на днях во сне почившего старца схиархимандрита Варсонофия, который, подойдя к нему в храме, попросил, чтобы после литургии пропели: «Под Твою милость...» По окончании обедни отец Кукша спросил старца, понравилось ли ему пение. «Да, - ответил батюшка, - и вы всегда так делайте». По этому случаю по распоряжению скитоначальника отца Феодосия в скиту введено вышеназначенное пение». Это правило свято соблюдается и поныне.
Преподобный старец Варсонофий в сонме ве-ликих старцев Оптиной пустыни предстоит пред Пре-столом Господа Вседержителя и своими святыми мо-литвами хранит эту обитель, и все российское монаше-ство, и всех нас, с верою обращающихся к нему.
Преподобне отче Варсонофие, моли Бога о нас!
Из духовных бесед старца Варсонофия:
О смирении
И о. Макарий, и о. Амвросий, и о. Моисей, и все наши старцы всегда говорили: «смиряться, смиряться». Подобно тому, как Иоанн Богослов под конец своей жизни только и говорил: «Чадца, любите друг друга», - так и наши старцы твердили: «Смиряться». Это две добродетели: любовь и смирение как бы обуславливают одна другую, равно как теплота и свет.
Что же остается делать нам, грешным? Как спастись? Единственно через смирение: Господи, во всем-то я грешен, ничего нет у меня доброго, надеюсь только на Твое милосердие!
Мы - сущие банкроты перед Господом, но за смирение Он не отринет нас. И, действительно, лучше, имея грехи, так и считать себя великими грешниками, чем, имея какие-нибудь добрые дела, надмеваться ими, считая себя праведными.
О молитве
Однажды один послушник спрашивал батюшку Макария, отчего это в монастыре заставляют много молиться? Вместо ответа батюшка зажал ему нос и рот рукою. Тот с трудом высвободился.
Что ты отбиваешься? - спросил о. Макарий, - разве не можешь некоторое время не дышать?
Батюшка, я чуть не задохся!
Вот видишь, - заметил тогда батюшка, - молитва есть дыхание души. Ты и непродолжительное время не мог не дышать, так как тело этого требует, иначе оно умрет, так и душа нуждается в дыхании, т.е. в молитве, в противном случае она умрет духовно.
Молитва, пост и бдение делают нас победителями врагов нашего спасения. Молитва - самый тяжелый из этих трудов
Поминать в молитвах непрославленных подвижников - это великое дело. Не столько они нуждаются в наших молитвах, сколько мы в их молитвах. Но если мы за них молимся, то они сейчас же отплачивают нам тем же.
«Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешную» - должна взывать ко Господу каждая верующая душа, Господь ждет, что мы призовем Его, и радуется этому призыванию. Творящий Иисусову молитву непременно спасется, Господь не попустит ему погибнуть. Он готов помочь всякому, и если мы иногда замечаем, что Господь как будто оставляет нас, то причина этого кроется в самом же человеке.
Вам при ваших занятиях учебных или иных невозможно всю жизнь наполнять Иисусовой молитвой, но каждая из вас проходит кто 20, кто 50, а кто и 100 молитв в день. Каждая по силе своей навыкает ей. Пусть одна преуспела на дюйм, другая на аршин, третья - на сажень, а иная, может быть, на версту ушла вперед, важно, что хоть на дюйм-то ушла, и слава Бога за все.
Когда у вас бывают какие-либо мечтания, то вы сами им не противоречьте и не отгоняйте, а просто возьмите, да в них «камнем», а камень есть Имя Христово, Иисусова молитва.
Если молитва иногда бывает невнимательная, рассеянная - унывать не надо. Во время молитвы и уста наши освящаются именем Господа Иисуса Христа.
Если плохо живешь, то тебя никто и не трогает, а когда начинаешь жить хорошо, сразу скорби и искушения.
Храм Божий
Верный признак омертвения души есть уклонение от церковных служб. Человек, который охладевает к Богу, прежде всего начинает избегать ходить в церковь, сначала старается прийти к службе попозже, а затем и совсем перестает посещать храм Божий.
Посещайте чаще храм Божий, особенно в скорби: хорошо встать в каком-нибудь темном уголке, помолиться и поплакать от души. И утешит Господь, непременно утешит. И скажешь: «Господи, а я-то думал, что и выхода нет из моего тяжкого положения, но Ты, Господи, помог мне!» Тесен и прискорбен путь, вводящий в жизнь вечную.
Внешняя и внутренняя обитель
Каждую душу ставит Господь в такое положение, окружает такой обстановкой, которая наиболее способствует ее преуспеянию, это и есть внешняя обитель. Исполняет же душу покой мира и радования - внутренняя обитель, которую готовит Господь любящим и ищущим Его.
Заповеди Божии
«Жизнь есть блаженство... Блаженством станет для нас жизнь тогда, когда мы научимся исполнять заповеди Христовы и любить Христа. Тогда радостно будет жить, радостно терпеть находящие скорби, а впереди нас будет сиять неизреченным светом Солнце Правды - Господь... Все евангельские заповеди начинаются словами: «Блажени – блажени кротции, блажени милостивии, блажени миротворцы... [ср.: Мф. 5, 3-12]. Отсюда вытекает, как истина, что исполнение заповедей приносит людям высшее счастье».
Вся жизнь наша есть великая тайна Божия. Все обстоятельства жизни, как бы ни казались они ничтожны, имеют огромное значение... Нет случайного в жизни, все творится по воле Создателя. Чтобы уподобиться Богу, надо исполнять Его святые заповеди.
Не читайте безбожных книг, оставайтесь верными Христу. Если спросят о вере, отвечайте смело. Нельзя научиться исполнять заповеди Божии без труда, и труд этот трехчастичный - молитва, пост и трезвение...
О вере
В отношениях ученика к старцу главное - вера ученика. Если спрашивают старца с верой, то Господь по вере спрашивающего и открывает ученику Свою волю.
О скорбях
Когда беспокоят помыслы страха о предстоящих скорбях, то не надо входить в разговор с ними, а просто говорить: «Да будет воля Божия». Это очень успокаивает...
Много назидательного дает нам и окружающая нас природа. Все знают растение подсолнечник. Свою желтую головку он всегда обращает к солнцу, тянется к нему, откуда и получил свое название. Но случается, что подсолнечник перестает поворачиваться к солнцу, тогда опытные в этом деле люди говорят: «Он начал портиться, в нем завелся червь; надо срезать его». Душа, алчущая оправдания Божия, подобно подсолнечнику, стремится, тянется к Богу - Источнику света, если же она перестала искать Его, следовательно, такая душа гибнет. Необходимо в этой жизни ощутить Христа; кто не узрел Его здесь, тот никогда не увидит и там, в будущей жизни. Но как увидеть Христа? Путь к этому - возможно непрестанная молитва Иисусова, которая способна вселить Христа в души наши.
Использованные источники и литература:
Сайт Свято-Введенского монастыря Оптина Пустынь: http://www.optina.ru/starets/varsonofiy_life_full/
Книга «Преподобные Оптинские Старцы. Жития и наставления», издатель: Свято-Введенский монастырь Оптина Пустынь, 2010 г.
