5 е управление. Пятое управление кгб ссср: структура

Андропов расширил сеть местных органов КГБ и образовал но­вые управления в центральном аппарате, чтобы надежнее охватить все стороны жизни страны. Но он сразу выделил главное, с его точки зрения, звено - контроль над духовным состоянием общества. Венгер­ский опыт подсказывал ему, что главная опасность социализму исхо­дит от идеологической эрозии.

Через полтора месяца после прихода на Лубянку, 3 июля 1967 года, Андропов отправил записку в ЦК, в которой живописует дей­ствия подрывных сил, направленных «на создание антисоветских под­польных групп, разжигание националистических тенденций, оживление реакционной деятельностн церковников и сектантов».

Новый председатель КГБ сигнализировал о том, что под влия­нием чуждой нам идеологии у некоторой части политически незрелых советских граждан, особенно из числа интеллигенции и молодежи, формируются настроении аполитичности и нигилизма, чем могут поль­зоваться не только заведомо антисоветские элементы, но также поэ­тические болтуны и демагоги, толкая таких людей на политически вредные действия».

Андропов предложил создать в центре и на местах подразделе­ния, которые сосредоточились бы на борьбе с идеологическими дивер­сиями.

17 июля 1967 года политбюро предложение Андропова поддержа­ло: «Создать в Комитете госбезопасности при Совете Министров СССР самостоятельное (пятое) Управление по организации контрразведыва­тельной работы по борьбе с идеологическими диверсиями противника. В КГБ республик, УКГБ по краям и областям иметь соответственно пя­тые Управления-отделы-отделения...»

Первым начальником управления, чтобы порадовать ЦК КПСС и подчеркнуть идеологический характер новой сгруктуры, взяли партий­ного работника. На Старой плошади рекомендовали на эту роль секре­таря Ставропольского крайкома КПСС по пропаганде Александра Федо­ровича Кадашева.

Кадашев весной 1941 года закончил Тульский механический институт. В армию его не мобилизовали, потому чго он работал ма­стером на военном заводе N° 172, эвакуированном в Пермь. С завода его взяли в Пермский горком партии инструктором промышленного отдела. Через год послали учиться в Высшую партийную школу, оттуда пригласили на работу в отдел пропаганды и агитации ЦК ИКП(б).

Александр Кадашев хотел учиться, в 1952 году поступил и Академию общественных наук, где защитил кандидатскую диссертацию, после чего на пять лет отправился в Архангельск секретарем обкома. В 1960 году его перевели в более крупный Ставропольский крайком, но поставили на меньшую должность - заведующего отделом. Впрочем, через два года он стал секретарем крайкома и просидел в этом кре­сле пять лет. Самый известный ставрополец, Михаил Горбачев, заве­довал в крайкоме отделом. Его избрали секретарем крайкома уже по­сле того, как Кадашева перевели в КГБ. Назначением в комитет Алек­сандр Федорович был недоволен, но подчинился партийной дисциплине.

Первым заместителем к Кадашеву поставили кадрового чекиста генерал-майора Филиппа Денисовича Бобкова, Он рассказывал, как поздно вечером его пригласили в кабинет председателя КГБ и Андро­пов предложил ему перейти в новое управление по борьбе с идеологи­ческой диверсией. Бобков уже шесть лет занимал должность замести­теля начальника второго главного управления и тоже остался недово­лен назначением. Видимо, считал это понижением и не предполагал, что переход в пятое управление открывает ему дорогу к большой ка­рьере.

В своей мемуарной книге Бобков пишет, что скептически встретил идею Андропова: не станет ли новое управление аналогом секретно-политического отдела НКВД, который занимался политической оппозицией.

Нет, новое управление должно отвечать задачам сегодняшне­го дня, - возразил Андропов. - Сейчас идет мощная психологическая атака на нас, это самая настоящая идеологическая война, решается вопрос: кто кого. Мы обязаны знать планы и методы работы идеологи­ческих противников. Мне представляется, что главной задачей созда­ваемого управления является глубокий политический анализ ситуации и по возможности наиболее точный прогноз.

Трудно ставить под сомнение разговор, при котором сам не присутствовал, но предостережение Филиппа Денисовича относительно повторения опыта НКВД выглядит наивно. Борьба против «антисовет­ских элементов», как эта линия именовалась в практике госбезопасности, не прекращалась никогда. Соответствующее подраз­деление называлось отделом или управлением, меняло порядковый но­мер, но сохранялось и во время хрущевской оттепели. На этом направлении и вырос оперативный работник Бобков.

В феврале 1960 года тогдашний председатель КГБ Александр Николаевич Шелепин, следуя линии Хрущева, упразднил четвертое управление, которое занималось борьбой с антисоветскими элементами и ведало интеллигенцией, как самостоятельную структуру. Шелепин считал, что следить за писателями, художниками, актерами - не главная задача КГБ, и незачем держать для этого целое управление. Он передал слегка сокращенный аппарат и эти обязанности второму главному управлению.

Тот же Бобков, который служил в четвертом управлении, воз­главил отдел во втором главке, а потом получил повышение и стал заместителем начальника всей контрразведки, но по-прежнему ведал работой среди интеллигенции. Так что Филипп Денисович не мог не понимать, что Андропов просто желает придать работе среди интелли­генции новый масштаб и размах. Другое дело, что Бобков, видимо, рассчитывал сам возглавить управление. Но Юрий Владимирович, надо понимать, пояснил ему: для ЦК важно, чтобы идеологическое управле­ние возглавил партийный работник.

Бобков не прогадал. Кадашев не прижился в системе тсбезо­пасности и через год с небольшим сам попросил подыскать ему другое место. На партийную работу его не пернули; как кандидата наук от­правили в Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС заведовать отделом партийного строительства. Когда он стал болеть, то написал заявление с просьбой перевести его с номенклатурной должности зав­отделом (ему полагались соответствующие материальные блага) просто в научные сотрудники. Это единственный случай в истории института. Люди, его знавшие, говорили, что Александр Федорович человек ис­ключительно порядочный и честный.

С мая 1969 года пятое управление возглавил Филипп Денисович Бобков. Он проработает в управлении много лет и со временем станет генералом армии и первым заместителем председателя КГБ.

Георгий Арбатов пишет, что Андропов был доволен своей идеей, с радостью говорил:

Работу с интеллигенцией я вывел из контрразведки. Нельзя же относиться к писателям и ученым как к потенциальным шпионам. Теперь все будет иначе, делами интеллигенции займутся иные люди, и упор будет делаться прежде всего на профилактику, на предотвраще­ние нежелательных явлений.

Юрий Владимирович обладал замечательным умением приспосаб­ливаться к собеседнику. Он так ловко вел беседу, что разные люди, часто с противоположными политическими взглядами, искренне считали председателя КГБ своим единомышленником.

Очень хорошо помню рассказ своего отца после встречи с Ан­дроповым. Решив конкретный вопрос, Юрий Владимирович завел разго­вор на общие темы. Отец мой, человек очень откровенный и открытый, заговорил о том, что нужны перемены. Почему бы на выборах выдви­гать не одного кандидата в депутаты (это же чистой воды профана­ция!), а как минимум двоих? Как раз готовились очередные выборы в Верховный Совет...

Андропов слушал его очень внимательно и, услышав эти слова, переспросил:

Значит, вы тоже так считаете?

Отец ушел от Андропова воодушевленный и уверенный в том, что нашел в лице Юрия Владимировича единомышленника. Потом выясни­лось, что председатель КГБ считал любые политические реформы смер­тельно опасными для социалистического общества...

Нечего удивляться, что пятое управление КГБ приняло на себя функции политической полиции. Вот одна из первых акций новой структуры - записка в ЦК КПСС от 30 августа 1967 года:

«Комитет госбезопасности при Совете Министров СССР распола­гает данными, что доктор философских наук, завкафедрой философско­го факультета МГУ Зиновьев Александр Александрович, 1922 года ро­ждения, в период 1957-1958 годов принимал участие в сборищах моло­дых специалистов-философов, на которых он выступал с отрицательны­ми взглядами по отдельным вопросам теории марксизма-ленинизма.

В сентябре 1960 года в Москве в качестве автотуриста нахо­дился профессор Колумбийского университета Кляйн, который привез и вручил Зиновьеву письмо от американца Коми Дэвида. Кляйн и Коми известны органам госбезопасности как лица, принимавшие непосред­ственное участие в обработке и вербовке советских граждан для ра­боты на американскую разведку.

Анализ письма, добытого оперативным путем, показывает, что в нем затронуты вопросы, выходящие за рамки переписки научного ха­рактера. В частности, автор письма интересовался состоянием в СССР логики как науки, выменял отношение Зиновьева к теории марксиз­ма-лени низ-мв, просил установить работающих в советских научных учреждениях отдельных ученых и сообщить, над чем они работают.

Ответ на письмо, переданный Зиновьевым Кляни, был обнаружен в специально оборудованном тайнике в машине американца. С 1960 по 1965 год Зиновьев имел переписку с Кляйн и Коми, систематически посылал им советские издания по философской литературе.

В прошлом Зиновьев злоупотреблял спиртными напитками, на почве чего в его семье возникали ссоры. В настоящее время с женой Зиновьев находится в разводе».

Это совершенно жалкий донос, достойный пера коллеги-завист­ника, а не огромного учреждения, каким был комитет госбезопасно­сти. Но таков был реальный уровень работы пятого управления. Причем документ свидетельствует о масштабах слежки и агентурного аппарата, потому что философу Зиновьеву припоминались высказывания десятилетней давности. Становилось очевидным, что каждый контакт советского человека с иностранцем фиксировался и рассматривался как преступный...

Даже в ЦК, где пришлось заниматься этим доносом, сочли бу­магу неважной. Отдел науки и учебных заведений ЦК 6 октября 1967 года доложил:

«Зиновьев приглашался в Отдел науки и учебных заведений ЦК КПСС. В беседе и в объяснительной записке Зиновьев в основном под­твердил факты, указанные в информации Комитета госбезопасности, но рассматривал свою связь с Кляйн и Коми как с учеными.

Учитывая, что непосредственная связь Зиновьева с американ­цами Кляйн и Коми не поддерживается с 1965 года, считали бы воз­можным ограничиться проведенной беседой с Зиновьевым в Отделе науки и учебных заведений ЦК КПСС».

Александр Зиновьев был старшим научным сотрудником в Инсти­туте философии АН и заведовал кафедрой логики в университете. Дей­ствия чекистов сыграли свою роль в том, что философ окончательно разошелся с существующей системой. В 1976 году за границей появи­лась его самая известная книга «Зияющие высоты» - резкая по тону сатира на советскую систему. В 1978 году он эмигрировал. После перестройки вернулся, его много издавали, книги Зиновьева пользо­вались большим успехом...

Юрий Владимирович Андропов никогда не работал на произ­водстве, ничего не создавал собственными руками. Ни экономики, ни реальной жизни не знал. Уверенно чувствовал себя только в сфере идеологии. Поэтому занимался интеллигенцией, художественной и научной, пытался влиять на ситуацию в литературе и искусстве.

«Это подтверждает мою старую мысль о нереальности реальной жизни и всевластии литературы, которая вовсе не воспроизводит, не отражает, а творит действительность, - пометил в дневнике писатель Юрий Нагибин. - Иной действительности, кроме литературной, нет. Вот почему наше руководство стремится исправить литературу, а не жизнь. Важно, чтоб в литературе все выглядело хорошо, а как было на самом деле, никого не интересует».

14 ноября 1967 года Андропов отправил в ЦК записку о на­строениях среди интеллигенции, которую тоже иначе чем доносом не назовешь:

«По поступившим в Комитет государственной безопасности дан­ным, группой ученых и представителей творческой интеллигенции в количестве свыше 100 человек подписан документ, в котором предна­меренно искажается политика нашей партии и государства в области печати, ставится вопрос об отмене цензуры и упразднении Главли-та, провозглашается по существу ничем не ограниченное право любого лица, группы лиц издавать любые печатные издания, осуществлять по­становку спектаклей, производство и демонстрацию кинофильмов, устраивать выставки и концерты, осуществлять радио- и телепереда­чи.

В числе подписавших академики Леонтович, Сахаров, Капица, Кнунянц, писатели Костерин, Каверин, Копелев, композиторы Пейко, Леденев, Каретников, художники Биргер, Жилинский и другие. Указан­ный документ адресован Президиуму Верховного Совета СССР. Копия документа, добытая принятыми нами мерами, направляется в порядке информации.

Комитетом принимаются дополнительные меры для пресечения деятельности организаторов указанного документа».

Как ловко набивали себе цену чекисты! Подписавшие этот до­кумент его нисколько не скрывали, напротив, законопослушно переда­ли в Президиум Верховного Совета. Никакой нужды добывать этот до­кумент чекистскими методами не было. И вообще зачем «пресекать» деятельность уважаемых людей, многие из которых сделали для родины много больше, чем все преследовавшие их службы? Они не предлагали ничего, что выходило бы за рамки конституции.

Обращение это никак нельзя было поднести под определение «идеологическая диверсия». Так что, строго говоря, КГБ вышел за пределы своей компетенции. Но именно ним и хотел заниматься Андро­пов: выжигать всякое инакомыслие, тем более если оно высказы­вается публично. При Андропове начался расцвет политической поли­ции. Создание отдельного управления, как следовало ожиладать уве­личило число дел против интеллигенции. То, что дни второго главка было третьестепенной задачей, для пятого управления стало главным. Чекисты, освобожденные от необходимости искать шпионов, которых на такой большой комитет все равно не хватало, рьяно взялись за ин­теллигенцию.

В пятом управлении образовали шесть отделов (см. справочник А. Кокурина и Н. Петрова «Лубянка. Органы ВЧК- ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-МВД-КГБ. 1917-199U):

первый отдел - контрразведывательное обеспечение каналов культурного обмена, работа по линии творческих союзов, научно-ис­следовательских институтов, учреждений культуры;

второй отдел - контрразведывательные операции - совместно с разведкой - против центров идеологических диверсий империалистиче­ских государств, пресечение деятельности Народно-трудового союза;

третий отдел - контрразведывательное обеспечение студенче­ского обмена, пресечение враждебной деятельности среди студенче­ской молодежи и преподавателей;

четвертый отдел - контрразведывательная работа в среде ре­лигиозных, сионистских и сектантских элементов, противодействие зарубежным религиозным центрам;

пятый отдел - кураторский, он оказывал помощь территориаль­ным органам в предотвращении массовых антиобщественных проявлений. Кроме того - розыск авторов антисоветских документов;

шестой отдел - анализ идеологических диверсий противника, планирование и информационная работа.

После покушения на Брежнева в 1969 году образовали седьмой отдел с задачей «выявлять и проявлять лиц, вынп шивающих намерение применить взрывчатые вещества и взрывные устройства в антисовет­ских целях», иначе говоря, борьба против тех, кто замыслил покуше­ние на жизнь руководителей партии и государства.

Летом 1973 года появился восьмой отдел, которому передали задачу «выявления и пресечения акций идеологической диверсии под­рывных сионистских центров». Этот отдел начальник управления кури­ровал лично.

На следующий год создали сразу еще два отдела.

Девятому поручили «ведение наиболее важных разработок на лиц, подозреваемых в организованной антисоветской деятельности». Это выделился в самостоятельную структуру отдел, который занимался наиболее заметными диссидентами, такими как Солженицын, Сахаров.

Десятый отдел должен был помочь второму отделу вести борьбу «против центров идеологической диверсии империалистических госу­дарств и зарубежных антисоветских организаций».

Летом 1977 года появился одиннадцатый отдел, которому вме­нялось в обязанность проведение «оперативно-чекистских мероприятий по срыву подрывных акций противника и враждебных элементов в пери­од подготовки и проведения летних Олимпийских игр» 1980 года в Москве. После Олимпиады отдел остался - ведал спортом и медициной.

Небольшой группе на правах двенадцатого отдела поручили на­лаживать контакты с коллегами из социалистических стран.

В феврале 1982 года образовали два дополнительных подразде­ления.

Тринадцатый отдел ведал неформальными молодежными движения­ми - панками, хиппи и первыми отечественными фашистами. Четырна­дцатый - журналистами. В ноябре 1983 года появился пятнадцатый отдел, который занимался спортивным обществом «Динамо», по тради­ции принадлежавшим чекистскому ведомству.

О работе пятого управления мне подробно рассказывал подпол­ковник Александр Николаевич Кичихин, который работал в ведомстве Бобкова с 1977 года. Подполковник пил с политическим темперамен­том. По службе в комитете он занимался советскими немцами, которых в годы войны выселили из родных мест. В перестроечные годы Алек­сандр Кичихин поддерживал требования немцев восстановить ликвиди­рованную в сорок первом автономную республику немцев Поволжья, вы­ступал на митингах.

Сколько человек у вас работало? - спросил я Кичихина.

Когда я пришел, около двухсот. Это было самое маленькое управление в центральном аппарате КГБ. Другие состояли из многих тысяч. Накануне московской Олимпиады в 1980 году наше управление разрослось человек до шестисот. Все отделы были увеличены. Если до Олимпиады, например, существовало маленькое подразделение, зани­мавшееся спортом и спортсменами, то во время Олимпиады на этом направлении сосредоточили около пятисот сотрудников.

(КГБ и Олимпиада - это отдельная тема. В дни проведения Олимпиады московское управление КГБ усилили - в его оперативное подчинение перешли две тысячи работников центрального аппарата, девятьсот чекистов со всей страны да еще четыреста с лишним кур­сантов и преподавателей Орловского училища связи.

Для проведения массовых мероприятий Московское УКГБ получи­ло два специально оборудованных штабных автобуса и автомашины со всеми видами связи. После Олимпиады многим офицерам вручили орде­на. Начальник столичного управления КГБ генерал Алидин получил ор­ден Красного Знамени - как за боевую операцию - и значок лауреата Государственной премии СССР.)

Кто работал в пятом управлении? Выделялись ли они чем-то в аппарате КГБ?

От всех остальных управлений мы отличались тем, что у нас было очень мало «золотой молодежи», людей со связями, чьих-то сын­ков.

Ваше управление считалось непрестижным?

Ребята со связями оседали в первом главке, в разведке, потому что это был самый верный путь поехать за границу. Но мы свое управление считали более значимым, чем другие.

Пятое управление ЛУЧШЕ всех в комитете знало, что проис­ходит в обществе. Разведка занималась иностранными делами. Контрразведка по большей части тоже была нацелена на иностранцев. И только мы делали всю черновую работу и изучали настроения и про­цессы в обществе. Мы видели жизнь не из окна персонального автомо­биля, изучали ее не по газетам. Мы верили, что наш анализ процес­сов в обществе необходим руководству страны, поможет нашим лидерам принять правильные решения, что-то исправить.

Вы действительно в это верили?

Нам твердили это на каждом совещании. Ведь внутри комите­та велась постоянная психологическая обработка сотрудников. Сверху вниз и снизу вверх. То есть мы промывали мозги друг другу. Филипп Денисович Бобков руководил пятым управлением пятнадцать лет и, когда его назначили заместителем председателя КГБ, продолжал нас курировать. Бобков, принимая на работу, сам беседовал с каждым но­вичком.

Генерал Бобков считается ответственным за всю кампанию борьбы с инакомыслием.

Если бы не Бобков, эта борьба велась бы методами тридцать седьмого года. Указания, которые поступали из ЦК КПСС и которые он обязан был выполнять, Бобков все же трансформировал в приказы не уничтожать, а переубеждать, Филипп Денисович, с моей точки зрения, высококомпетентный человек. Но он не мог выйти за рамки системы, определявшейся приказами начальства, с одной стороны, и информаци­ей снизу - с другой. Поскольку я в управлении десять лет за ни мался репрессированными народами, могу привести такой пример. Мы с 1969 года писали в ЦК КПСС докладные записки о том, что необходимо восстановить автономию немцев Поволжья.

А что изменилось с его уходом?

Когда Бобкова повысили в зампреды, в управлении появилось много блатных. Рассаживались они исключительно в выездных отделах. Таким, естественно, был отдел по работе с творческой интеллигенци­ей, потому что с писателями, художниками, музыкантами, как и со спортсменами, можно было ездить за границу. Умелые там подобрались ребята. Они забирали у «проштрафившихся» художников альбомы, бу­клеты и раздавали нужным людям. Отдел, занимавшийся молодежью, пристраивал нужных детей в университет. Каждый июль в отделе со­ставляли соответствующий списочек...

Работники управления реально представляли себе ситуацию в стране?

Мы обладали достоверной информацией о происходящем. Но, отправляя справки и докладные в ЦК, в Совет министров, мы должны были придавать им форму, соответствующую линии партии. Например, крымские татары активно теребили высший эшелон власти, и мы полу­чили указание «не допускать экстремистские выступления» - то есть террористические акты, дезорганизацию работы транспорта и экономи­ки, забастовки. Все это мы делали. Но мы поняли, что движение крымских татар не утихнет, пока их вопрос не решится. Отправляя в ЦК справку, мы, конечно, писали об экстремистах, но одновременно предлагали пути политического решения. На Старой площади наши бу­маги читали, но решать ничего не хотели. А мы получали в устной, естественно, форме указания сажать.

Но как же компетентный и хорошо, по вашим слонам, знающий реальную жизнь сотрудник комитета мог заниматься удушением отече­ственной интеллигенции?

Представьте себя на месте любого сотрудника управления. Если вы не считаете опасным то, что считает опасным начальство, вас просто уберут. Многие сотрудники подстраивались под мнение на­чальства, докладывали то, что от них хотели услышать. Если генерал считает, что писатель N нехорош, как я могу сказать, что он хорош?

Материалы о деятельности пятого управления, преданные гласности после преобразования КГБ, рисуют картину массового про­никновения агентуры КГБ во все творческие союзы, театры, в кино. Это действительно так?

Некоторые люди из этой среды шли на сотрудничество с нами и пытались использовать комитет для того, чтобы донести до руко­водства страны нечто очень важное и как-то улучшить нашу жизнь. Другие надеялись продвинуться в жизни или получить какие-то мате­риальные блага. Мы помогали издать книгу, поехать за границу, по­лучить квартиру, поставить телефон.

Вы платили большие деньги своим агентам?

В нашем управлении платная агентура была большой редко­стью. Наш контингент нуждался не в деньгах. Ну, женщинам-агентам к Восьмому марта цветы дарили...

Чем действительно занималось пятое управление? Оно не толь­ко следило за настроениями интеллигенции, окружив заметных людей своими информаторами, но и пыталось влиять на процессы в творче­ской среде.

«В Комитет госбезопасности поступили материалы о настроени­ях поэта А. Твардовского. В частной беседе он заявил:

«Стыдно должно быть тем, кто сегодня пытается обелить Ста­лина, ибо в душе они не знают, что творят. Да, ведают, что творят, но оправдывают себя высокими политическими соображениями: этого требует политическая обстановка, государственные соображения!.. А от усердия они и сами начинают верить в свои писания. Вот увидите, в конце года в «Литературной газете» появится обзор о «Новом мире»: какой содержательный и интересный теперь журнал! И думаете, не найдутся читатели, которые поверят? Найдутся. И подписка вы­растет. Рядовой, как любят говорить, читатель, он верит печатному слову. Прочтет десять статей насчет того, что у нас нет цензуры, а на одиннадцатой поверит...»

Сообщается в порядке информации.

Председатель Комитета госбезопасности

Ю. Андропов»

Что такого особенного сказал Александр Твардовский, автор «Теркина», любимый страной, подлинно народный поэт, чтобы его сло­ва записывали чекисты и докладывали в ЦК? Ничего, но он в опале, вынужден оставить свое любимое детище - журнал «Новый мир» и вклю­чен в число тех, за кем следят.

20 февраля 1972 года, накануне приезда в Москву известного немецкого писателя Генриха Белля, Андропов отправил в ЦК записку с рекомендацией «поручить секретариату Союза писателей СССР провести с Беллем беседу, в процессе которой рассказать ему о распространяе­мых Солженицыным слухах...»

С какой стати КГБ дает указания Союзу писателей? Фактически чекисты берут на себя роль ЦК. Но даже в партийном аппарате никто не смеет возразить.

Следили за классиком русской литературы Леонидом Максимови­чем Леоновым. Он придерживался вполне ортодоксальных взглядов. Чем же он привлек внимание чекистов?

«Среди окружения видного писателя Л. Леонова стало извест­но, что в настоящее время он работает над рукописью автобиографи­ческого характера, охватывающей событии периода коллективизации, голода 1933 года, которая якобы не предназначена для публикации.

Одна из глав рукописи называется “Обед у Горького”, где описывается встреча М. Горького с И.В. Сталиным и К. Е. Ворошило­вым, на которой присутствовал и автор произведения. Характеризуя участников встречи в основном положительно, Леонов отмечает вместе с тем проявлявшиеся у И.В. Сталина элементы подозрительности, а К.Е. Ворошилова изображает несколько ограниченным человеком.

Иначе говоря, само намерение Леонова написать книгу о Ста­лине и других давно умерших советских вождях само по себе вызывало подозрение и желание помешать писателю.

После смерти «народного академика» Трофима Денисовича Лы­сенко сотрудники КГБ прибыли в его дом, обшарили архивы и допроси­ли родственников.

«Была обнаружена его переписка с ЦК КПСС, МК КПСС, Советом Министров СССР и Академией наук СССР по вопросам научной деятель­ности и сложившейся вокруг него обстановки.

Кроме того, в процесе беседы с сыновьями Лысенко Т.Д. было установлено, что они, их мать и сестра хранят по одному экземпляру фотокопии доклада «О положении в советской биологической науке» с поправками И.В. Сталина, с которым академик выступал в августе 1948 года на сессии Всесоюзной академии ссльхознаук им. В.И. Лени­на.

Один из этих экземпляров фотокопии доклада родственники академика Лысенко Т.Д. передать отказались, хранят их в качестве семейной реликвии и заверили, что они никому не передадут и не до­пустят использование их в негативных целях...

В связи с тем, что в случае попадания на Запад указанные документы могут быть использованы в невыгодном для СССР плане, они были взяты в КГБ при СМ СССР и направляются в ЦК КПСС».

Печально знаменитый доклад Трофима Лысенко никак не мог быть секретным документом. В свое время он широко печатался в со­ветской прессе. Появление этого доклада знаменовало начало разгро­ма генетики в нашей стране, что самым бедственным образом сказа­лось на сельском хозяйстве... Чекисты незаконно изъяли «семейные реликвии» только для того, чтобы скрыть, что лысенковский доклад читал и правил сам Сталин. Иначе говоря, в 1976 году КГБ прочно стоял на страже репутации Сталина.

Не с этой ли целью 24 февраля 1977 года секретариат ЦК КПСС принял постановление об усилении контроля за подготовкой и публи­кацией мемуаров?

Постановление приняли после письма Андропова в ЦК, в кото­ром говорилось, что «спецслужбы и пропагандистские центры США ак­тивизировались в отношении тех лиц, которые работали на важных го­сударственных и партийных постах с тем, чтобы во враждебных нашей стране целях завладеть их архивами, дневниками и воспоминаниями».

Подготовленные пятым управлением материалы - это прямые до­носы на мастеров литературы и искусства, которые «подрывают авто­ритет власти». Поносились спектакли Театра на Таганке, Театра име­ни Ленинского комсомола - за «двусмысленность», за попытки в «ал­легорической форме высмеять советскую действительность». КГБ раз­дражало даже то, что «моральная неустойчивость отдельных людей стала весьма желательной темой некоторых работников кино и теат­ров».

Вот отрывки из служебных записок комитета госбезопасности:

Вызывает серьезные возражения разноречивое изображение на экране и в театре образа В.И. Ленина. В фильме “На одной планете”, где роль Ленина исполняет артист Смоктуновский, Ленин выглядит весьма необычно: здесь нет ленина-революционера, есть усталый ин­теллигент...»

Трудно найти оправдание тому, что мы терпим по сути дела политически вредную линию журнала «Новый мир»... Критика журнала «Юность», по существу, никем не учитывается, и никто не делает из этого необходимых выводов. Журнал из номера в номер продолжает публиковать сомнительную продукцию...»

Разве комитету госбезопасности было поручено давать оценки театрам и литературным журналам? Но КГБ именно так понимал свою роль: шпионов было немного и содержать ради них такой огромный аппарат было бы нелепо. Андропов и пятое управление считали, что главная угроза для партийного аппарата и всей социалистической си­стемы исходила от свободного слова.

7 февраля 1969 года Юрий Владимирович доложил в ЦК и рас­пространении «внецензурной литературы», получившей название «сам­издат»: «В последние годы среди интеллигенции и молодежи распро­страняются идеологически вредные материалы в виде сочинений по по­литическим, экономическим и философским вопросам, литературных произведений, коллективных писем в партийные и правительственные инстанции, в органы суда и прокуратуры, воспоминаний «жертв культа личности»...

Казалось бы, что же дурного в том, что молодежь задумывает­ся над важнейшими вопросами бытия, интересуетя собственной истори­ей, обращается с вопросами к власти?

Но Андропов был уверен, что распространение подобной ли­тературы «наносит серьезный ущерб воспитанию советских граждан, особенно интеллигенции и молодежи... (начительное число причастных к деятельности «самиздата» лиц профилактировано с помощью обще­ственности. Несколько злостных авторов и распространителей доку­ментов, порочащих советский государственный и общественный строй, привлечены к уголовной ответственности».

«Комитет госбезопасности располагает данными об идейно-ущербной направленности спектакля «Под кожей статуи Свободы» по мотивам произведений Е. Евтушенко, готовящегося к постановке Ю. Любимовым в Московском театре драмы и комедии. Общественный про­смотр спектакля состоялся 12 июня 1972 года.

По мнению ряда источников, в спектакле явно заметны дву­смысленность в трактовке социальных проблем и смещение идейной направленности в сторону пропаганды «общечеловеческих ценностей». Как отмечают представители театральной общественности, в спектакле проявляется стремление режиссера театра Любимова к тенденциозной разработке мотивов «власть и народ», «власть и творческая лич­ность» в применении к советской действительности...»

При этом в личном общении с творческими людьми председатель КГБ желал казаться человеком либеральным и отказывался признать, что комитет кому-то что-то запрещает.

У меня однажды была личная встреча с Андроповым, - рассказывал Евгений Евтушенко в интервью «Московскому комсомольцу». - Я был приглашен в Америку. В Союзе писателей мне сказали, что КГБ возражает. Мне очень хотелось поехать. Я позвонил в приемную Андропова и попросился на прием. Через несколько дней он принял меня.

Евтушенко пожаловался председателю комитета госбезопасно­сти, что его не пускают в Соединенные Штаты, ссылаясь на мнение КГБ. Андропов стал возмущаться:

Какие же трусы в вашем Союзе писателей! Ничего не могут решить сами. Мы тут занимаемся вопросами государственной безопас­ности, а они хотят взвалить на наши плечи такие мелкие вопросы. Мы не возражали против вашей поездки. Это они для вас придумали, что­бы самооправдаться.

После этих слов, вспоминал Евтушенко, ему показалось, что сейчас Андропов снимет трубку, позвонит в Союз писателей и устроит разнос перестраховщикам и трусам. Однако он этого не сделал. Вме­сто этого Андропов перевел разговор на другую тему:

Кстати, хочу подлиться с вами своим первым впечатлением о вас. Впервые я увидел вас на встрече с Хрущеиым. Я обратил вни­мание на ваши глаза. Они напомнили мне глаза мальчиков из «Кружка Петефи», которые вешали коммунистов в пятьдесят шестом... Евтушен­ко встал:

Я никогда никого не хотел вешать. Моя мама коммунистка, однако она одна из честнейших людей...

20 декабря 1980 года председатель КГБ Андропов доложил в ЦК, что некоторые московские студенты намереваются провести митинг в память замечательного музыканта Джона Леннона из всемирно люби­мой группы «Битлз».

Никакого отношения к политике желание студентов иыразить любовь к известной музыкальной группе не имело. Но как любое не­санкционированное мероприятие считалось опасным для советской вла­сти. Поэтому, успокоил Андропов товарищей по политбюро, комитетом госбезопасности «принимаются меры по выявлению инициаторов лого сборища и контролю над развитием событий»,

«По полученным от оперативных источников данным, главный режиссер Московского театра драмы и комедии на Таганке Ю. Любимов при подготовке нового спектакля об умершем в 1980 году актере это­го театра В. Высоцком пытается с тенденциозных позиций показать творческий путь Высоцкого, его взаимоотношения с органами культу­ры, представить актера как большого художника-«борца», якобы «не­заслуженно и нарочито забытого властями»...

Мероприятия, посвященные памяти актера в месте захоронения на Ваганьковском кладбище в г. Москве и в помещении театра по окончании спектакля могут вызвать нездоровый ажиотаж со стороны почитателей Высоцкого и околотеатральной среды и создать условия для возможных проявлений антиобщественного характера».

Бывшие руководители пятого управления любят рассказывать, что они занимались аналитической работой, изучали процессы, проис­ходившие в обществе, пытались решать сложнейшие национальные проблемы. Но сохрани шсь документы, свидетельствующие о том, что занимались они мелкой полицейской работой.

В начале марта 1975 года Андропов оправил в ЦК записку.

«Сионистские круги в странах Запада и Израиле, используя предстоящий религиозный праздник еврейской пасхи (27 марта с. г.), организовали массовую засылку в СССР посылок с мацой (ритуальная пасхальная пища) в расчете на возбуждение националистических на­строений среди советских граждан еврейского происхождения...

Учитывая это, а также то, что в настоящее время еврейские религиозные общины полностью обеспечены мацой, выпекаемой непо­средственно на местах, Комитет госбезопасности считает необходимым посылки с мацой, поступающие из-за границы, конфисковывать.

В связи с этим полагаем целесообразным поручить Министер­ствам внешней торговли и связи СССР дать соответствующие указания таможенным и почтовым службам».

Многие документы пятого управления КГБ преданы гласности, и можно непредвзято сулить о том, чем оно занималось в реальности. В одном из отчетов сообщалось, например, о том, что пятое управление собирало материалы на драматурга Виктора Розова и философа Юрия Корякина, включило в состав олимпийской делегации СССР шестнадцать агентов (агентов! не охранников, то есть заботилось не о безопас­ности спортсменов, а собиралось следить за ними), получило инфор­мацию об обстановке в семье композитора Дмитрия Шостаковича и ма­териалы об идейно незрелых моментах в творчестве писателя-сатирика Михаила Жванецкого, завело дело на выдающегося ученого-литературо­веда Сергея Сергеевича Аверинцева, проверило советских граждан, которые имели контакты со Святославом Николаевичем Рерихом во вре­мя его приезда в СССР...

К успехам пятого управления причислялось и то, что юную спортсменку, которая должна была поехать на матч в ГДР, не пустили туда, потому что она проговорилась, что хотела бы выйти замуж за иностранца... Кроме того, сообщалось в том же документе, проверены абитуриенты, поступающие в Литературный институт имени М. Горько­го. На основе компрометирующих материалов к сдаче экзаменов не до­пущено несколько человек...

За достижение выдавался и факт публикации через своего агента в журнале «Наш современник» материала о писателе-эмигранте Льве Копелеве, разоблачающего его связи с антисоветскими центрами Запада...

Специальный отдел в пятом управлении занимался эмигрантской организацией Народно-трудовой союз (НТС).

Насколько серьезным противником считался НТС среди со­трудников госбезопасности? - об этом я спросил еще одного бывшего сотрудника пятого управления (он не хотел, чтобы было названо его имя).

Многие наши сотрудники в кулуарах управления говорили до­вольно откровенно: если бы КГБ не подкреплял НТС своей агентурой, союз давно бы развалился. А ведь прежде чем внедрять агента, его надо соответствующим образом подготовить, сделать ему диссидент­ское имя, позволить совершить какую-то акцию, чтобы за границей у него был авторитет. Кроме того, каждый из них должен был вывезти с собой какую-то стоящую информацию, высказать интересные идеи - плод нашего творчества. Вот и получалось, что мы подпитывали НТС и кадрами, и, так сказать, интеллектуально. Точно так же обстояло дело и с Органи-ицией украинских националистов. Если посмотреть списки руководителей ОУН, то окажется, что чуть ли не каждый вто­рой был нашим агентом.

Но руководители НТС, с которыми я говорил, уверены, что, скажем, в закрытом секторе НТС агентов КГБ не было. Там все друг друга знали чуть ли не с детства.

Они даже не представляют себе, какими сложными путями внедрялась агентура в русскую эмиграцию. Людей засылали еще до войны, а связь с ними восстанавливали через много лет, когда они абсолютно интегрировались в эмиграцию и ни у кого не могло за­красться сомнение в их надежности,

А зачем в таком случае КГБ тратил столько сил и средств для борьбы с организацией, которая не представляла опасности?

Засылая агентуру в Народно-трудовой союз или Организацию украинских националистов, комитет фактически обслуживал сам себя: соответствующие подразделения просто обеспечивали себе «фронт ра­бот». И штаты пятого управления увеличивались именно потому, что засланная агентура делала тот же НТС более значительной организа­цией, а следовательно, для борьбы с ней требовалось усилить работу КГБ. Откровенно говоря, если бы на НТС как следует навалились в те годы, когда у комитета была абсолютная власть, с ним можно было покончить за один год. Но комитету было выгодно держать эту струк­туру в полудохлом состоянии: вреда от нее никакого, а комитет раз­дувался...

Андропов говорил, что иностранных туристов враг использует для шпионажа и идеологических диверсий, был против расширения поездок советских граждан за рубеж и возражал против эмиграции.

Зять Брежнева Юрий Михайлович Чурбанов вспоминает, что, когда обсуждался вопрос о выезде из страны, «Леонид Ильич доста­точно резко сказал: «Если кому-то не нравится жить в нашей стране, то пусть они живут там, где им хорошо*. Он был против того, чтобы этим людям чинили какие-то особые препятствия. Юрий Владимирович, кажется, придерживался другой точки зрения по этому вопросу...».

Главный режиссер Театра Ленком Марк Анатольевич Захаров рассказывал в газетном интервью, как в 1983 году театр поехал в Париж со спектаклем «Юнона» и «Авось». По Парижу артисты ходили только пятерками, в каждой пятерке свой руководитель. Примерно за неделю до возвращения к Захарову явился сотрудник КГБ, приставлен­ный к артистам. В гостинице он разговаривать отказался, сказал, что могут подслушать вражеские спецслужбы. Они долго ходили по Бу­лонскому лесу, и чекист показывал главному режиссеру список арти­стов, которые могут остаться во Франции. Захаров его убеждал, что никто оставаться не собирается, и оказался прав...

Ленинградский поэт Виктор Борисович Кривулин выпускал сам­издатевские журналы «37» и «Северная почта». Публикации не носили политического характера, это было чисто литературное издание. Поэта стали вызывать в КГБ и предлагать:

Если вы хотите жить нормально, сотрудничайте с нами. Или уезжайте на Запад.

В 1972 году комитет госбезопасности доложил в ЦК, что через месяц после смерти ученого-биолога и популяриого писателя-фантаста Ивана Антоновича Ефремова, за которым, как выяснилось, следили, в его квартире сотрудники КГБ СССР произвели тринадцатичасовой обыск «с целью возможного обнаружения литературы антисоветско-1 о содер­жания».

Андропов не обошел вниманием художника Илью Сергеевича Гла­зунова. Но в данном случае Андропов предлагал действовать не кну­том, а пряником, далеко выходя за пределы компетенции комитета государственной безопасности.

Вот его записка в ЦК КПСС:

«С 1957 года в Москве работает художник Глазунов И.С, по-разному зарекомендовавший себя в различных слоях творческой обще­ственности. С одной стороны, вокруг Глазунова сложился круг лиц, который его поддерживает, видя в нем одаренного художника, с дру­гой, его считают абсолютной бездарностью, человеком, возрождающим мещанский вкус в изобразительном искусстве.

Вместе с тем Глазунов на протяжении многих лет регулярно приглашается на Запад видными общественными и государственными дея­телями, которые заказывают ему свои портреты. Слава Глазунова как портретиста достаточно велика.

Он рисовал президента Финляндии Кекконена, королей Швеции и Лаоса, Индиру Ганди, Альенде, Корвалана и многих других. В ряде государств прошли его выставки, о которых были положительные отзы­вы зарубежной прессы. По поручению советских организаций он выез­жал во Вьетнам и Чили. Сделанный там цикл картин демонстрировался на специальных выставках. Такое положение Глазунова, когда его охотно поддерживают за границей и настороженно принимают в среде советских художников, создает определенные трудности в формирова­нии его как художника и, что еще сложнее, его мировоззрения.

Глазунов - человек без достаточно четкой политической пози­ции, есть, безусловно, изъяны и в его творчестве. Чаще всего он выступает как русофил, нередко скатываясь к откровенно антисемит­ским настроениям. Сумбурность его политических взглядов иногда не только настораживает, но и отталкивает. Его дерзкий характер, эле­менты зазнайства также не способствуют установлению нормальных от­ношений в творческой среде.

Однако отталкивать Глазунова в силу этого вряд ли целесооб­разно. Демонстративное непризнание его Союзом художников углубляет в Глазунове отрицательное и может привести к нежелательным послед­ствиям, если иметь в виду, что представители Запада не только его рекламируют, но и пытаются влиять, в частности склоняя к выезду из Советского Союза.

В силу изложенного представляется необходимым внимательно рассмотреть обстановку вокруг этого художника. Может быть, было бы целесообразным привлечь его к какому-то общественному делу, в частности к созданию в Москве музея русской мебели, чего он и его окружение настойчиво добиваются. Просим рассмотреть».

Я хорошо помню, как в те времена в особняке Союза писателей РСФСР на Комсомольском проспекте собрали «актив», и полковник из пятого управления с гневом рассказывал об отдельных представителях творческой интеллигенции, которые продались Западу. Самое большое возмущение вызывал пианист Владимир Фельцман, согласившийся играть в резиденции американского посла в Москве. Писатели были призна­тельны полковнику за доверие и откровенность и просили о самом тесном сотрудничестве и взаимодействии. Это были правильные писа­тели.

Неправильные думали и говорили о гибельных процессах в со­ветском обществе.

«В брежневский застойный период, - считает академик Вяче­слав Всеволодович Иванов, сын известного революционными пьесами писателя, - очень много было сделано для разрушения общественной морали, обесценивания духовных ценностей. У власти стояли циники, у которых просто не было никакой сознательной идеологии, никаких убеждений - ни коммунистических, ни каких-либо иных. Была опора на тайную полицию как на единственный аргумент. Было политическое ли­цемерие, набор выхолощенных якобы коммунистических штампов, подав­ление инакомыслия.

И это лицемерие, этот цинизм разрушили и существовавший в стране режим, и саму страну, какой она существовала в качестве СССР...»

Сколько же в стране было диссидентов, с которыми сражался огромный аппарат госбезопасности?

В 1947 году отбывал наказание 851 политический заключенных, из них 261 человек сидел за антисоветскую пропаганду. В стране насчитывалось 68 тысяч (!) «профилактических», то есть тех, кого вызывали в органы КГБ и предупреждали, что в следующий раз их уже вызовет следователь и предъявит обвинение, за этим последуют суд и лагерь. Предупреждено, докладывал председатель КГБ в ЦК Партии, появление 1800 антисовет­ских групп и организаций с помощью агентуры. Иначе говоря, в стра­не многие граждане готовы были действовать против советской вла­сти?

Диссидентов сажали по двум статьям Уголовного кодекса. Бо­лее жесткая 70-я статья была принята при Хрущеве и называлась «Ан­тисоветская агитация и пропаганда». Онa предполагала суровое нака­зание: лишение свободы на срок от шести месяцев до семи лет. Вдо­бавок отправляли еще и в ссылку на срок от двух до пяти лет. Если предъявить обвиняемым было нечего, суд мог удовлетвориться Просто ссылкой. Антисоветскую пропаганду Андропов называл «особо опасным государственным преступлением».

При Брежневе, 16 сентября 1966 года, указом президиума Вер­ховного Совета РСФСР в Уголовный кодекс ввели статью 190-ю, кото­рая устанавливала уголовное наказание «за распространение в устной и письменной форме заведомо клеветнических измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй». Наказание - лише­ние свободы до трех лет, или исправительные работы до года, или штраф до ста рублей. Вроде бы статья более мягкая, чем 70-я, но по этой статье сажать можно было кого угодно...

29 декабря 1975 года Андропов прислал Брежневу обширную за­писку о политических заключенных. За «антисоветскую агитацию и пропаганду» в течение первых восьми андроповских лет осудили 1583 человека.

Обвиняемых по 70-й и 190-й статьям чекисты посылали на экс­пертизу в Институт психиатрии имени В.П. Сербского. За двадцать пять лет на экспертизу попали триста семьдесят человек, которые обвинялись по этим двум статьям. Если врачи соглашались с предста­вителями КГБ, то вместо суда обвиняемого отправляли на принуди­тельное лечение. Условия содержания в таких медицинских учреждени­ях были столь же суровыми, как и в местах лишения свободы. Прину­дительные медицинские процедуры - мучительными и унизительными. А для КГБ было выгоднее объявить человека шизофреником, чем судить как врага советской власти.

Анатолий Прокопенко, бывший глава Особого архива, где хра­нились секретные документы, в интервью газете «Труд» рассказывал:

В докладной записке в ЦК в 1967 году председатель КГБ Андропов, генеральный прокурор Руденко и министр внутренних дел Щелоков буквально потрясли воображение членов политбюро размахом дерзких общественно опасных проявлений, совершенных, разумеется, психически больными.

В записке приводились примеры «неслыханного» вызова совет­ской власти: это - Крысенков, пожелавший взорвать себя с помощью самодельной бомбы на Красной плошали: это - некто, проникший в Мавзолей и почти расколотивший саркофаг Ильича; это - Дедюк, одер­жимый поисками «правды» и совершивший акт самосожжения на площади перед зданием КГБ. Авторы записки доказывали, что на такое количе­ство опасных психических больных граждан существующих психбольниц не хватает. Вскоре психиатрический ГУЛАГ расширился еще на пять больниц.

Полковник госбезопасности Михаил Любимов, резидент внешней разведки в Дании, слышал, как Андропов убежденно говорил своим подчиненным:

Товарищи, почти все диссиденты - больные люди.

29 апреля 1969 года Андропов отправил в ЦК предложение об использовании психиатрии для борьбы с диссидентами, после чего по­явилось секретное постановление Совета министров. Врачам поручили составить перечень психических заболеваний, диагностирование кото­рых позволяло бы признавать обвиняемых невменяемыми и отправлять их в спецбольницы Министерства внутренних дел.

В 1978 году высшее партийное руководство поручило комиссии во главе с председателем Совета министров Алексеем Николаевичем Косыгиным изучить психическое состояние советского общества. Комиссия пришла к выводу, что «за последние годы число психических больных увеличивается». Вывод: необходимо, кроме восьмидесяти обычных психиатрических больниц, построить еще восемь специальных.

Конец политической психиатрии наступил только при Горбачеве в 1988 году, когда в ведение Министерства здравоохранения из МВД передали шестнадцать тюремных больниц, а пять вообще закрыли. С психиатрического учета спешно сняли около восьмисот тысяч пациен­тов... При этом Юрий Владимирович отнюдь не хотел войти в историю душителем свободы, поэтому распространялись слухи о том, что Ан­дропов в душе либерал и покровитель искусств.

Как-то из ЦК пришло представление на награждение орденами группы актеров и режиссеров, - вспоминает его Помощник Игорь Сини­цын. - В списке был и Юрий Петрович Любимов. Андропов написал про­тив его фамилии - нет. Я удивился и говорю: «Юрий Владимирович, ведь сразу же станет известно, что именно вы вычеркнули Любимова». Он сразу же зачеркнул свое «нет» и написал: «согласен».

7 января 1974 года на политбюро обсуждалась судьба писателя Александра Исаевича Солженицына. Работа над Документальным иссле­дованием «Архипелаг ГУЛАГ» - о системе террора в Советском Союзе - переполнила чащу терпепия членов политбюро. Они больше не желали видеть Солженицына на свободе. Рассматривались два варианта - по­садить или выслать из страны. Члены политбюро склонялись к первому варианту, но окончательное решение отложили. Брежнев с Андроповым пришли к выводу, что избавиться от писателя проще, чем его сажать.

«Если же по каким-либо причинам мероприятие по выдворению Солженицына сорвется, мне думается, что следовало бы не позднее 15 февраля возбудить против него уголовное дело (с арестом). Прокура­тура к этому готова».

12 февраля Солженицына арестовали. Ему предъявили обвинение в измене родине. На следующий день его лишили советского гра­жданства и выслали в ФРГ.

Академику Чазову приятно возбужденный Андропов сказал:

Вы знаете, у нас большая радость. Нам удалось отправить на Запад Солженицына. Спасибо немцам, они нам очень помогли.

Председатель КГБ радовался, а позор для страны был неверо­ятный. Солженицын к тому времени превратился в самого знаменитого советского писателя.

Что касается академика Андрея Дмитриевича Сахарова, ставше­го диссидентом, то Андропов в своем кругу говорил, что с удоволь­ствием бы и от него отделался. Чазов писал, что предлагал выпу­стить Сахарова за границу лечиться.

Андропов раздраженно ответил:

Это был бы лучший вариант для нас, для меня в первую очередь. Но есть официальное заключение министра среднего машино­строения Славского и президента Академии наук Александрова о том, что Сахаров продолжает оставаться носителем государственной тайны и его выезд за рубеж нежелателен. Переступить через эту бумагу ни­кто не хочет и я не могу.

Академика Сахарова отправили в ссылку, где над ним измыва­лись, А ведь этот человек один сделал для страны больше, чем вся армия чекистов и цекистов, которые преследовали его многие годы и укоротили его жизнь. Он всегда оставался патриотом и думал об ин­тересах отчизны. Однажды на квартире Сахарова зашел разговор об атомных делах, вспоминал его коллега-физик Лев Владимирович Альт­шулер. Когда-то они вместе работали над созданием ядерного оружия.

Давайте отойдем от этой темы, - сказал Андрей Сахаров. - Я имею допуск к секретной информации. Вы тоже. Но те, кто нас сей­час подслушивает, не имеют. Будем говорить о другом.

Многие годы идет спор: кому же мы обязаны водородной бом­бой? Андрею Дмитриевичу Сахарову? Или все же советской разведке, которая годами крала американские атомные секреты?

Первым о возможности создания термоядерного оружия еще в 1942 году заговорил бежавший из фашистской Италии в Америку нобе­левский лауреат Энрико Ферми. Своей идеей он поделился с челове­ком, которому суждено было воплотить ее в жизнь, - американцем Эд­вардом Теллером. В научной группе Теллера работал немецкий физик-ком­мунист Клаус Фукс, агент советской разведки.

Сведения о работах Теллера поступили в Москву. Изучение этих материалов бьшо поручено Якову Борисовичу Зельдовичу, будущему академику и трижды Герою Социалистического Труда.

В чем принцип действия термоядерного оружия?

Атомная энергия освобождается при распаде составных частей атомного ядра. Для этого плутонию придавали форму шара и окружали химической взрывчаткой, которую взрывали одновременно в тридцати двух точках. Синхронизированный взрыв мгновенно сдавливал ядерные материалы и начиналась цепная реакция распада атомных ядер.

В основе термоядерной или водородной бомбы лежит Обратный процесс - синтез, образование ядер тяжелых пиментов путем слияния ядер более легких элементов. При этом выделяется несравнимо большая энергия. Такой синтез происходит на Солнце - правда, при температурах в десятки миллионов градусов. Главная проблема состоя­ла в том, как повторить такие условия на Земле. Эдвард Тел­лер первым пришел к мысли, что в качестве запала для водородной бомбы можно использовать энергию атомного взрыва.

Гигантские температуры, которые возникают при термоядерных реакциях, исключали возможность эксперимента. Это была работа для математиков. В Соединенных Штатах уже вовсю пользовались первыми компьютерами.

В Советском Союзе кибернетика была признана буржуазной псевдо­наукой, поэтому все расчеты делались на бумаге. Этой работой заня­ли чуть ли не всех советских математиков.

Расчеты показали Зельдовичу, что предложенная Эдвардом Тел­лером конструкция водородной бомбы не работает: не удавалось со­здать такую температуру и так сжать изотопы водорода, чтобы нача­лась самопроизвольная реакция синтеза. На этом работы вполне могли прекратиться. Тем более что Клаус Фукс уже был арестован за шпио­наж, и Москва лишилась информации о том, что же происходит у аме­риканцев.

Но тут в Арзамас-16 прислали молодого физика Андрея Дмитрие­вича Сахарова. Он и решил эту задачу. Такие озарения случа­ются только с гениями и только в молодом возрасте. Причем Сахаров не хотел заниматься ядерным оружием. Его интересовала только тео­ретическая физика. Андрей Сахаров с помощью еще одного будущего академика Виталия Гинзбурга придумал иную конструкцию водородной бомбы, которая вошла в историю науки как «сферическая слойка». У Сахарова изотоп водорода располагался не отдельно, а слоями внутри плутониевого заряда. Поэтому ядерный взрыв позволял достичь и температуры, и давления, необходимых для того, чтобы началась термоядерная реакция. Водородную бомбу испытали в августе 1953 года.

Взрыв получился и в самом деле куда сильнее атомного. Впе­чатление было страшным, разрушения чудовищными. Но сахаровская «слойка» была ограниченной по мощности. Поэтому вскоре Сахаров и Зельдович придумали новую бомбу,

Андрей Сахаров вооружил нашу страну самым разрушительным в человеческой истории оружием. Советский Союз превратился в супер­державу, а в мире установилось равновесие страха, которое спасло нас от третьей мировой войны. За свои заслуги Сахаров был избран в Академию наук. Он получил три «Звезды» Героя Социалистического Труда, Сталинскую и Ленинскую премии - по закрытому списку, разу­меется. Дважды Герою полагалось ставить памятник на родине, трижды Герою еще и в Москве, но само его имя было большим секретом.

Он работал над созданием водородного оружия до тех пор, пока в этой сфере были задачи для физика его уровня. Но когда эти задачи были решены, его гениальный мозг занялся другими проблема­ми. После создания водородного оружия академик Сахаров оказался в узком кругу самых ценных для государства ученых. Этих имен было совсем немного - Курчатов, Харитон, Келдыш, Королев... Этим людям государство обеспечивало сказочную - по тем временам - жизнь, со­здавая все условия для плодотворной работы. С ними были вежливы, любезны и предупредительны высшие чиновники государства. Они могли запросто позвонить Хрущеву, а потом Брежневу и знали, что их вни­мательно выслушают, что к ним прислушаются. И все они осознавали свое уникальное положение, ценили не только материальные блага, но прежде всего возможность заниматься любимым делом, большой наукой, ценили то, что ради реализации их научных идей создавались целые научные учреждения и государство не жалело ни денег, ни ресурсов. Это ценили абсолютно все - кроме Сахарова.

Андрей Дмитриевич был поразительно равнодушен к материальным благам. Огромные - по тем понятиям - деньги, полученные в виде многочисленных премий, он передал - половину Красному Кресту, а половину - на строительство онкологического центра. Ему даже спа­сибо за это не сказали. Напротив, у начальства это вызвало непони­мание и недовольство. Легко и просто Сахаров отказался от своего высокого положения, должности, машины с шофером, от поликлиники для начальства. Его совершенно не интересовали почести и слава, что так важно для всех остальных.

Его волновало другое. Он первым заговорил о том, какую опасность представляет созданное им оружие. Одни только испытания термоядерного оружия наносят непоправимый ущерб человечеству. А уже дальше он задумался над несправедливостью окружающего мира и понял, что он не может стоять в стороне, когда власть так цинично и равнодушно относится к собственному народу, а те, кто осмелива­ется протестовать, оказываются в тюрьме или в психиатрической кли­нике.

Он мог бы схитрить, как хитрили многие его коллеги, кото­рые, как и он, возмущались тем, что видели, но не хотели ссориться с властью. И добивались своего лукавством, зная, как вести себя с начальством. Сахаров был человеком прямым и откровенным.

Целые подразделения КГБ отрядили сражаться с академиком. Они следили за каждым его шагом, записывали все его разговоры, окружили осведомителями, крали его рукописи. Работы не было, чеки­сты ее выдумывали, чтобы доказать начальству, какие они умелые и полезные и от какого опасного врага они защищают социалистическую родину. Сахаров писал письмо Брежневу, сдавал его в приемную пре­зидиума Верховного Совета, а Андропов докладывал в ЦК, что его че­кисты сумели перехватить этот опасный документ...

Все поведение Сахарова оставалось непонятным для власти. И в ЦК, и в КГБ искренне полагали, что он, как незрелый подросток, попал под дурное влияние. И в рассекреченных документах КГБ это все написано. Чекисты главе с Андроповым следили за Сахаровым мно­гие годы, так и не разобрались в нем, все валили на его жену ~ Елену Георгиевну Боннэр. Исходили из того, что без нее он ничем, кроме физики, не занимался. Его сослали в Горький, подальше от чу­жих глаз, и многие были бы рады, если бы он вообще оттуда не вер­нулся...

Владимир Михайлович Гундяев родился 20 ноября 1946 года в г. Ленинграде в семье священника и преподавательницы немецкого языка в школе.

После окончания средней школы поступил в 1965 году в Ленинградскую духовную семинарию, а затем в Ленинградскую духовную академию, которую должен был закончить в 1973 году, но неожиданно закончил экстерном в 1970-м. 12 сентября 1971 года 24-летний молодой человек возведен в сан архимандрита и отправлен в Женеву на должность представителя Московского Патриархата при Всемирном совете церквей. В Женеве проработал в этой должности до декабря 1974 года.

В прошлом году в Болгарии был скандал местного значения. После смерти старого главы болгарской церкви надо было избирать нового. Чтобы обрубить возможность агентам болгарского «КГБ» возможность быть избранными на это место, в болгарской прессе опубликовали список агентов митрополитов.
Оказалось, что из 15-ти митрополитов бывших в Болгарии в советское время, стукачами были 13. Мало того — двое из них закончили специальные курсы агенов КГБ.



1972 год, февраль

В Новую Зеландию и Австралию выехали агенты «Святослав» и «Михайлов» на заседания Центрального Комитета Всемирного Совета Церквей.

1972 год, май

В качестве агента органов КГБ завербован советский гражданин из числа авторитетов РПЦ «Крылов».

1973 год, январь

В Таиланд и Индию для участия в работе ВСЦ выводились агенты органов КГБ «Магистр» и «Михайлов». Данные агенты оказывали выгодное влияние на работу Совета и представили материалы, представляющие оперативный интерес о положении в ВСЦ и характеризующие данные на отдельных деятелей.
В Прагу для участия в работе Христианской мирной конференции выводился агент «Кузнецов», от которого получена представляющая оперативный интерес информация.

1973 год, февраль

В СССР в качестве гостя Московской патриархии находился генеральный секретарь ВСЦ Филипп Портер, в отношении которого через агентов «Святослава», «Адаманта», «Михайлова» и «Островского» оказывалось выгодное влияние, Получена представляющая оперативный интерес информация.

1973 год, май

С контрразведывательными заданиями за рубеж направлялись: в Англию и Швейцарию — агенты «Нестеров» и «Академик», во Францию — «Пересвет», в ФРГ — агент «Москвич», в ПНР — «Зазюля». Агенты приняли участие в работе различных комиссий ВСЦ и Христианской мирной конференции, оказали политически выгодное влияние.

С декабря 1975 года В.М.Гундяев - член Центрального комитета и исполкома Всемирного совета церквей, с 1975 года член комиссии «Вера и устройство» Всемирного совета церквей, с 3 марта 1976 года член Синодальной комиссии по вопросам христианского единства и межцерковных сношений. С ноября 1976 года по октябрь 1978 года В.М.Гундяев — заместитель Патриаршего экзарха Западной Европы. В 1978 году назначен заместителем председателя Отдела внешних церковных сношений. В этой должности проработал до конца 1983 года.

Из отчетов 4 отдела 5 управления КГБ СССР:

1977 год, январь

В Чехословакию выехал агент 4 отдела 5 Управления «Кузнецов». В Индию в составе делегации, возглавляемой Патриархом Пименом, направлены агенты «Адамант», «Никольский», «Михаил».

1980 год, январь

В Швецию по линии Союза советских обществ дружбы с контрпропагандистским заданием выехал агент «Аббат».

1980 год, март

На заседание ВААК (международная организация церковных журналистов) направлены агенты «Аббат», «Марков». Полученная от них информация об обстановке в ВААКе и в отношении Хеслера, объекта нашей оперативной заинтересованности, представляет интерес для органов КГБ.
В Англию на интронизацию главы англиканской церкви выехал агент «Аббат».

1980 год, май

В ВНР выезжали агенты «Вадим», «Воронов». Из Швейцарии с заседания молодежной комиссии Всемирного Совета церквей возвратился агент Управления КГБ по Ленинградской области «Георгиев».
В ФРГ в краткосрочную командировку выехал агент «Ремарк». Агенту дано задание по изучению процессов, происходящих в международных кругах, а также по изучению поведения агента УКГБ Ленинградской области «Маркова».

1980 год, июнь

Во Францию маршрутировался агент «Аббат». Агент «Аббат» выезжал в США по линии Советского комитета защиты мира.

1980 год, сентябрь

В целях разоблачения мистификации общественного мнения на Западе по уголовному делу на Якунина агент «Есауленко» дал интервью кор. ТАСС, которое средствами массовой информации распространено на заграницу.

1980 год, ноябрь

В ФРГ на Ассамблею экуменического центра по информации в Европе направлен агент «Аббат».

1980 год, декабрь

Агенты «Аббат» и «Ремарк» возвратились из поездки в ФРГ. Через агентов оказано положительное воздействие на верующих в плане разоблачения клеветнических измышлений о положении верующих в СССР.

Из отчета зам. начальника 4 отдела 5 Управления КГБ полковника Н. Н. Романова о работе в 1982 году:

Наиболее значительные результаты выражаются в следующем:
Через ведущую агентуру РПЦ, Грузинская и Армянская церкви прочно удерживаются на позициях лояльности, активной поддержки миролюбивой политики советского государства.
В соответствии с планом активных мероприятий против размещения ракет средней дальности в Европе, разработанными во исполнение постановлений ЦК КПСС по данному вопросу и утвержденными руководством КГБ СССР 28. 08. 1981 г., а также в рамках совместного плана со службой «А» Первого главного управления КГБ СССР по оказанию выгодного Советскому Союзу влияния на клерикальные круги Запада через ведущую агентуру КГБ «Аббата», «Антонова», «Кузнецова», «Нестеровича» и других по религиозным каналам осуществлен комплекс акций по воздействию на общественно-политические круги западноевропейских стран. Через агентурные возмжности в РПЦ и друзей до Папы доводилась также информация о том, что «чрезмерное» увлечение им униатским вопросом может нанести только ущерб отношениям между Ватиканом и РПЦ.
За период 1982 года проведено 1809 встреч, получено 704 сообщения.

1983 год, февраль

В Швейцарию для участия в мероприятиях по подготовке ассамблеи ВСЦ направлены агенты «Михайлов» и «Константин».

1983 год, апрель

Через агентов «Островского» и «Кузнецова» было подготовлено открытое письмо патриарха Пимена президенту США Рейгану. Письмо опубликовано в газете «Нью-Йорк Тайме», перепечатано в «Известиях» от 11. 4. 83 г. и направлено друзьям для публикации в их газетах.

1983 год, май

В НРБ на юбилейные торжества, посвященные 30-летию патриаршества Православной церкви Болгарии выехала делегация РПЦ по главе с патриархом Пименом. В состав делегации включены агенты органов КГБ «Островский», «Никольский», «Огнев», «Сергеев» и оперработник действующего резерва под соответствующим прикрытием сотрудника патриархии.
В Ирландию выезжали агенты «Аббат», «И.Сергеева», «Т.В.»

1983 год, июль

В Ванкувер (Канада) на 6-ю генеральную ассамблею ВСЦ в составе религиозной делегации СССР направлено 47 агентов органов КГБ из числа религиозных авторитетов, священнослужителей и технического персонала.

1983 год, октябрь

В Данию по приглашению общества дружбы Дания — СССР выехала делегация РПЦ, в состав которой включены агенты «Аббат», «Григорий». Дано агентурное задание отстаивать миролюбивую политику Советского государства, разоблачать инспирации западной пропаганды о положении религий и верующих в СССР.
В ЧССР для празднования 25-летия ХМК выезжала делегация РПЦ, в состав которой входили агенты органов КГБ «Антонов», «Вадим» и «Кузнецов». При их активном участии была выработана декларация по случаю 25-летия ХМК, отражающая в целом интересы нашего государства.
С 3 по 8 октября с. г. в г. Москве проходило заседание членов экуменического круга по информации в Европе (организация, объединяющая христианских публицистов), в работе которой принимало участие 23 иностранца. Через агентов «Аббата» и «Григория» на иностранцев оказано политически выгодное влияние.

1983 год, сентябрь — октябрь

В г. Москве с 28 сентября по 3 октября с. г. в Издательском отделе МП проходила встреча представителей церковной прессы, в работе которой участвовало 12 иностранцев. Рассматривались вопросы обмена информацией. Через агентов «Аббата» и «Григория» на иностранцев оказано политически выгодное воздействие.
В Москве состоялось заседание рабочего комитета ХМК по проблемам разоружения. В целях оказания положительного влияния, принятия выгодных нам решений и изучения отдельных делегатов для участия в работе заседания было направлено 9 агентов КГБ, в т. ч. «Антонов», «Островский», «Кузнецов» и «Вадим». Заседание прошло успешно, итоговые документы отвечают интересам нашего государства.

13 ноября 1989 года В.М.Гундяев был назначен Председателем Отдела внешних церковных сношений Московской Патриархии. В этой должности проработал вплоть до избрания Патриархом 27 января 2009 года.

Из отчета начальника 4 отдела 5 Управления КГБ СССР полковника В. И. Тимошевского за 1989 год:

В соответствии с планом, утвержденным руководством КГБ СССР, осуществлены агентурно-оперативные и организационные мероприятия по обеспечению государственной безопасности в период подготовки и проведения мероприятий Всемирного совета церквей (ВСЦ) в Москве, в которых приняло участие более 500 иностранных религиозных деятелей. В результате осуществленных мер исполкомом и ЦК ВСЦ приняты общественные заявления (8), послания (3), соответствующие политической линии социалистических стран. Проведены агентурные и оперативно-технические мероприятия в отношении 29 объектов оперативной заинтересованности органов КГБ и по 9 объектам проводилось наружное наблюдение. Через агентуру на иностранцев оказано позитивное воздействие, получены дополнительные установочные и характеризующие данные, сведения об их политических взглядах, положении, занимаемом в своей стране. Взяты выгодные нам многочисленные интервью. Для решения организационных и оперативных вопросов проведены заседания (2) оперативных групп КГБ.

Фрагменты из отчетов КГБ приведены по книге Г.Урушадзе «Выбранные места из переписки с врагами». СПб., 1995, сс. 210-220.

25 июля 1967 года председатель КГБ Юрий Андропов подписал приказ №0097 (гриф «Совершенно секретно») «О внесении изменений в структуру Комитета госбезо-пасности при СМ СССР и его органах на местах». Суть этого приказа: в центральном аппарате КГБ и «его органах на местах» создается новая структура - «контрразведывательные» подразделения по борьбе с «идеологической диверсией противника».

Этому событию непосредственно предшествовала направленная Андроповым в ЦК КПСС служебная записка №1631-А от 3 июля 1967 года. Почин ее по-андроповски грозен, но многословен: со ссылкой на «имеющиеся в Комитете госбезопасности материалы», председатель КГБ сообщает, что «реакционные силы империалистического лагеря… постоянно наращивают свои усилия в плане активизации подрывных действий против Советского Союза. При этом одним из важнейших элементов общей системы борьбы с коммунизмом они считают психологическую войну».

Далее следует много общих ритуальных фраз об этой самой активизации и пропагандистских центрах, делающих ставку «на создание антисоветских подпольных групп, разжигание националистических тенденций, оживление реакционной деятельности церковников и сектантов». Затем барабанную дробь сменяет жонглирование цифрами: Андропов пугает Политбюро тем, что после войны в Советский Союз вернулось из-за рубежа около 5,5 миллиона советских граждан, в том числе порядка 1,8 миллиона бывших военнопленных. Что с того? А то! Ведь «определенная часть» их, стращал Андропов, «сотрудничала с гитлеровцами (в том числе власовцы), некоторые были завербованы американской и английской разведками».

Припомнил Андропов и тех, кто был освобожден из лагерей после 1953 года: там, мол, несчетное число тех, кто, совершив особо опасные государственные преступления, был амнистирован - «немецкие каратели, бандиты и бандпособники, участники антисоветских националистических групп и др.», и некоторые из них «вновь становятся на путь антисоветской деятельности».

А тут еще под влияние «чуждой нам идеологии» попала часть «политически незрелых советских граждан, особенно из числа интеллигенции и молодежи», настроениями которой пользуются «не только заведомо антисоветские элементы, но также политические болтуны и демагоги…».

Одним словом, вокруг сплошные власовцы, агенты англо-американских разведок, каратели, уголовные элементы, бандиты, интеллигенты с молодежью и прочие бандпособники, «линия же борьбы с идеологической диверсией и ее последствиями среди советских людей ослаблена»! С этим срочно надо что-то делать.

И мудрый Андропов знает, что именно: создать в КГБ «самостоятельное Управление (пятое) с задачей организации контрразведывательной работы по борьбе с акциями идеологической диверсии на территории страны». Функции на новое подразделение предлагается возложить неконкретно-расплывчатые, но почти всеобъемлющие: организация работы «по выявлению и изучению процессов, могущих быть использованными противником в целях идеологической диверсии», выявление и пресечение «враждебной деятельности антисоветских, националистических и церковно-сектантских элементов», разработка «идеологических центров противника… за рубежом», а также организация «контрразведывательной работы среди иностранных студентов, обучающихся в СССР…» Короче, речь шла о создании системы тотального контроля не столько даже над сферой чисто идеологической, сколько практически над всей духовной.

Попутно Юрий Владимирович решает и вопрос очередного усиления аппаратной мощи Лубянки. Для начала он сокрушается, что после создания КГБ в марте 1954 года «контрразведывательные подразделения, особенно на местах, были численно заметно сокращены»: если до 1954 года «оперативные подразделения по линии контрразведки были во всех административных районах страны, то по состоянию на 25 июня с. г. на 3300 районов имеется 774 аппарата КГБ». Всего лишь!

Как жить с тем, что, скажем, в Кокчетавской или Рязанской областях «ни в одном районе нет аппаратов КГБ»?! Как без чекистов-оперативников в районах и их стукачей можно проводить посевную, собирать плановый урожай идеологических диверсантов? Отсюда и предложение: «Создать в течение 1967г. 200 аппаратов КГБ в городах и районах». Естественно, что это потребует «увеличить штатную численность органов КГБ на 2250 человек», а также «ввести в штаты дополнительно 250 автомобилей».

17 июля 1967 года Политбюро ЦК КПСС, обсудив вопрос, приняло Постановление №П47/97 «О создании в КГБ при СМ СССР самостоятельного (пятого) Управления по организации контрразведывательной работы по борьбе с идеологическими диверсиями противника». Вторым пунктом постановления стало разрешение «в дополнение к имеющимся образовать в течение 1967 года 200 аппаратов КГБ в городах и районах». В тот же день соответствующее постановление принял и Совет Министров.

На тот момент в структуре Пятого управления КГБ значилось шесть отделов: 1-й - «контрразведывательная работа» в среде творческой, научной и педагогической интеллигенции; 2-й - разрабатывал эмиграцию, национализм и «заграничные центры идеологических диверсий»; 3-й - контрольные функции по линии учебных заведений в среде преподавателей и студентов; 4-й - борьба с религией и духовенством или, как это деликатно обозначалось, контроль за деятельностью религиозных обществ и выявление сект; 5-й - розыск авторов антисоветских документов, борьба с волнениями и терроризмом; 6-й - информационно-аналитический.

Никакой принципиальной новации здесь не было, поскольку борьбу с «антисоветскими элементами» на Лубянке не прекращали ни на миг с момента создания ВЧК, а непосредственно до оформления Пятого управления эти функции исполняли соответствующие подразделения 2-го Главного управления КГБ. Так что «идеологическая контрразведка» вовсе не родилась из ничего и на голом месте: это было лишь организационное оформление уже существовавшего в отдельное подразделение, зато со значительным повышением статуса - за счет надувания объема, раздувания функций, структуры и штатов.

Проще говоря, чекистские функционеры придумали себе работу, преследуя вполне прагматические цели: расширение сферы ответственности неизбежно влекло за собой и усиление всего Комитета - увеличивались штаты, возрастал поток материально-финансовых ресурсов, расширялся контроль над другими госструктурами. Усиление же КГБ означало увеличение аппаратного веса и самого председателя КГБ.

Аппаратный рост - процесс бесконечно увлекательный, потому и Пятое управление росло как на дрожжах. В 1969 году, после покушения на Брежнева, добавился новый отдел - 7-й, который должен был выявлять авторов писем с террористическими угрозами. В 1973 году был создан 8-й отдел - «борьба с сионизмом». В 1974 году появился 9-й отдел, занимавшийся антисоветскими организациями, а 2-й отдел разделили на два: собственно 2-й отдел занимался уже украинскими и прибалтийскими заграничными центрами, а созданный новый 10-й отдел - остальными эмигрантскими организациями.

В 1977 году учредили 11-й отдел - для обеспечения Московской олимпиады, после завершения которой его не распустили, а нацелили на контроль уже над всем спортом, а попутно - над медициной и наукой. В середине 1970-х годов была создана 12-я группа на правах отдела, которой была поручена координация работы Пятого управления с органами безопасности соцстран. В 1982 году учредили отделы: 13-й (кураторство над неформальными молодежными движениями) и 14-й (чекистский конт-роль средств массовой информации). Наконец, в 1983 году появился и 15-й отдел, окормлявший спортивное общество «Динамо».

В 1989 году Пятое управление КГБ СССР преобразовали в Управление «3» - защиты советского конституционного строя, по сути, это была лишь смена вывески. Ничем славным Пятое управление себя не запятнало: это был чистой воды орган политического и идейного сыска, много отличившийся исключительно по части подавления инакомыслия, свободомыслия, да и вообще всякого «мыслия», несанкционированного свыше. Вот только КПСС и советский строй это не спасло, да и Советский Союз от развала не уберегло.

Комитет Государственной Безопасности (КГБ) при Совете Министров СССР был создан 13 марта 1954 г., путем выделения из МВД управлений, служб и отделов, имевших отношение к вопросам обеспечения госбезопасности. По сравнению с МВД и МГБ, предшественниками КГБ – новый орган занимал более низкое положение: был не министерством в составе правительства, а комитетом при правительстве. Председатель КГБ был членом ЦК КПСС, но в высший орган власти – Политбюро – он не входил. Объяснялось это тем, что партийная верхушка хотела обезопасить себя от появления нового Берии – человека, способного отстранить ее от власти ради осуществления собственных политических проектов

Первым Председателем КГБ стал И.А.Серов, а в 1958 г., – А.Н.Шелепин, затем – с 1961 по 1967 гг. – В.Е.Семичастный, а после этого – до 1982 г. – Ю.В.Андропов.

Влияние КГБ, по сравнению со сталинскими временами, сократилось. Однако гарантия безопасности распространялась лишь на высшую номенклатуру – кроме тех случаев, когда кто-то из ее представителей нарушал принятые в этой среде «правила игры».

Оппозиционные настроения в обществе не исчезли, – просто они ушли «вглубь», а власть перестала выявлять их с прежней интенсивностью, так как не видела для себя прямой угрозы. Главным противником режима стали не какие-то подпольные группировки, а песни, стихи, книги, религиозные убеждения, личная честность и порядочность тех или иных лиц. Борьба переместилась в сферу идей, где правящий режим был обречен на конечный проигрыш: «социализм», созданный в СССР, никого не привлекал, а предложить что-либо, помимо избитых коммунистических штампов, он не мог.

Поменялись, и методы «работы» спецслужб. Применялось осуждение по статьям 70 и 190 УК РСФСР: «антисоветская агитация» и «антисоветская пропаганда», чаще всего – на незначительный срок. Также применялось осуждение по фальсифицированным уголовным обвинениям. Широко применялось осуждение за «тунеядство»: диссидента увольняли с работы, и нигде больше не принимали, а затем привлекали к ответственности (безработные в СССР считались преступниками). Практиковался запрет на проживание в столичных городах (ссылка «за 101-й километр»). Обыденным делом было прослушивание телефонов, вскрытие переписки, демонстративное наружное наблюдение.
Новым «изобретением» спецслужб стало заключение наиболее активных диссидентов в психиатрические больницы. Тех, чья деятельность вызывала наибольшее раздражение, а арест был невозможен в силу международного резонанса – высылали за рубеж, либо понуждали к выезду. Вместе с тем, были и списки «невыездных» – тех, кому отказывали в выезде за границу. Характерным явлением этой эпохи стало движение «отказников» – лиц еврейской национальности, которым власти отказывали в праве выезда в Израиль.

Следует отметить, что диссидентское движение в СССР не столько массовым, сколько морально и политически значимым, и оказывало заметное воздействие на общественные настроения той эпохи, а некоторые из диссидентских групп стали в дальнейшем основой для формирования политических партий и общественных движений периода «перестройки», – в особенности, в Литве, Грузии, Украине.

КГБ того периода – до 1978 г. – имел следующую структуру:
– Первое главное управление (ПГУ) (внешняя разведка). Руководители: А.Панюшкин, А.Сахаровский, а с 1974г. – В.А.Крючков. Управление включало:
1. Управление «Р» – оперативное планирование и анализ. Из воспоминаний разведчиков того времени можно сделать вывод, что преимущество отдавалось планированию, – как правило, директивному. Отдельной аналитической службы КГБ так и не создал вплоть до 1991 г.
2. Управление «К» – контрразведка за рубежом (выявление агентуры противника, внедренной в советскую разведку, как легальную (посольства и прочее), так и нелегальную.
3. Управление «С» – нелегальные резидентуры за рубежом.
4. Управление «ОТ» – оперативно-техническое.
5. Управление «И» – компьютерная служба. Появилось только в конце 70-х – на 20 лет позже, чем в США.
6. Управление «Т» – научно-техническая разведка. В основном занималось воровством западных технологий, в первую очередь – военных. Изучения «магистральных» направлений в мировой науке, поиска ноу-хау, могущих быть внедренными в гражданскую промышленность, не велось. А ставка на копирование западных технологий лишала отечественных конструкторов стимулов к творчеству.
7. Управление разведывательной информации (анализ и оценка внешних угроз). К сожалению, в своей работе это управление руководствовалось не столько реальной ситуацией в мире, сколько указаниями ЦК КПСС. В итоге Генсеку и Политбюро докладывали то, что те хотели слышать, что делало неизбежными трагедии, подобные бессмысленной гражданской войне в Анголе.
8. Управление «РТ» – разведопераци на территории СССР. В мировой практике такого больше нет: нигде разведка не имеет права проведения разведывательных операций на собственной территории. На деле такая ситуация означала возможности для противоправных актов: можно было сделать все, что угодно, и скрыть содеянное грифом «совершенно секретно».
9. Служба «А» – активные мероприятия. Это понятие может включать в себя многое: от внедрения в разведку противника, до создания «легендированных» (то есть, поддельных) диссидентских групп, от заброски диверсантов – до похищения людей.
10. Служба «Р» – радиосвязь.
11. Служба «А» восьмого управления КГБ – шифровальные службы. На Западе к такой работе привлекались целые научные институты, а талантливые математики и программисты получали крупные гранты на свои исследования в интересах разведки. В СССР ничего подобного не было: ученым предлагали «труд на благо Родины» за «спасибо».

Интересно посмотреть на «специализацию» ПГУ по регионам мира:
– США и Канада (упор – на военную разведку);
– Латинская Америка (упор – на поддержку левоэкстремистских повстанцев и противодействие китайскому влиянию на них, основная база – Куба);
– Великобритания, Австралия, Новая Зеландия, Африка (бывшие британские колонии) (упор – на Африку: поддержка стран «некапиталистического пути развития»);
– ГДР,ФРГ, Австрия. Характерно, что Германию рассматривали, как единое целое, – значит, искусственность ее разделения осознавали. И еще: нейтральная Австрия пользовалась столь же высоким вниманием разведки, что и член НАТО ФРГ;
– Бенилюкс, Франция, Швейцария, Италия, Испания, Португалия, Югославия, Румыния, Греция, Албания. Интересно, что «социалистическая» Румыния ставилась в один ряд с «вражескими» странами, как и Югославия. Официально в рамках Варшавского Пакта 1955г. было установлено, что страны ОВД не ведут разведывательной деятельности друг против друга. Как видим, на Румынию это не распространялось;
– КНР, Лаос, КНДР, Южная Корея, Вьетнам, Камбоджа. Южную и Северную Корею рассматривали, как единое целое, имея в виду использование их разведвозможностей друг против друга;
– Япония, Индонезия, Таиланд, Малайзия, Сингапур, Филиппины. База – Япония, упор – на поддержку повстанческих движений (Индонезия, Филиппины);
– неарабские страны Ближнего Востока, Иран, Турция, Израиль, Афганистан. Такое объединение было явной ошибкой: слишком уж разные страны КГБ пытался рассматривать «в комплексе». Иран, Турцию, Афганистан, Израиль следовало выделить в отдельные направления. В ЦРУ так и было;
– контакты с социалистическими странами.

Второе Главное Управление (внутренняя безопасность и контрразведка). Руководители (до 1980 г.): П.В.Федотов, О.М.Грибанов, С.Г.Банников, Г.К.Цинев, Г.Ф.Григоренко. Его структура также любопытна:
– 1-й отдел – США;
– 2-й отдел – Великобритания;
– 3-й отдел – ФРГ;
– 4-й отдел – Восток;
– 5-й отдел (его функции нам неизвестны);
– 6-й отдел – эмигрантские организации (такие, как НТС, «Наша страна», и так далее);
– 7-й отдел – борьба с терроризмом. Акцент делался на выявление возможной связи с террористами работников иностранных дипмиссий;
– 8-й отдел – иностранцы в СССР. По этой линии работали и ПГУ КГБ, и ГРУ, и МВД. Все они стремились к контролю над проституцией, спекуляцией импортными вещами, наркотиками, порнографией. Отсюда – коррупция и моральное разложение «органов». Выявлению реальной иностранной агентуры все это мало помогало, зато «опека» КГБ отравляла жизнь обычным интуристам и студентам-иностранцам;
– 9-й отдел – следственный;
– 10-й отдел – охрана дипкорпуса и наружное наблюдение;
– 11-й отдел – розыск и поимка агентов-парашютистов. Примерно с 1962 г., и до самого 1991 г. этот отдел бездействовал: Запад отказался от нелегальной переброски своей агентуры в СССР вообще, а не только по воздуху. Затраты на такие операции не оправдывали себя – провалившийся «засланец» терялся, чаще всего, не успев сделать ничего существенного. Подготовка же таких «засланцев» занимает много лет и стоит большие деньги.

В 1960 г. Второе Главное Управление КГБ было реформировано, по инициативе А.Н.Шелепина. Первые 6 отделов оставались прежними, остальные же изменились так:
– 8-й отдел – антисоветские листовки и анонимки (в связи со значительным ухудшением социально-экономической ситуации в стране эта «проблема» стала к началу 60х достаточно значимой. Проверки чаще всего выявляли, однако, не какие-то подпольные группировки, а отчаявшихся и обозленных людей, писавших свои листовки от руки – за отсутствием свободы слова;
– 9-й отдел – контрразведывательное обеспечение промышленности;
– 10-й – иностранцы, приезжающие по линии науки и культуры, на учебу, агентурная разработка лиц, устанавливающих «преступные связи» с иностранцами;
– 11-й – духовенство и буржуазные националисты. В Литве, Эстонии, Западной Украине, Грузии и Армении это было серьезной проблемой для властей. Так, в Литве католическая церковь де-факто была легальной оппозицией режиму, и имела широкую общественную поддержку, а в Грузии движение в защиту грузинского языка и памятников истории и культуры захватило даже многих партработников;
– 13-й отдел – атомная промышленность;
– транспорт;
– контрабанда и незаконные валютные операции.

Третье Главное Управление КГБ – военная контрразведка. Следует отметить, что во всей структуре КГБ это Управление было наиболее эффективным, и наименее поражено коррупцией, так как занималось нужным делом – защитой военной тайны, технических и научных достижений, имеющих оборонное значение, складов оружия и боеприпасов, ядерных объектов, НИИ и лабораторий военного назначения, военных заводов. «Политики» там было мало, поэтому к работе привлекались настоящие профессионалы. Военная контрразведка действительно выявила немало иностранных агентов, пытавшихся завладеть военными секретами СССР.

Четвертое Управление – до 1960 г., Пятое – с 1967 г. – борьба с антисоветскими элементами. Другое название – «Идеологическое». Наличие такого отдела, специализирующегося на политическом сыске, основанном на некоей идеологической доктрине (в данном случае – марксизм-ленинизм) – характерный признак несвободного государства.

Инициировал его создание в качестве самостоятельного подразделения КГБ Ю.В.Андропов. Считалось, что его задача – «борьба с идеологическими диверсиями противника». Много позже – в 1989 г. – ввели иной термин: «защита конституционного строя». Разница между этими двумя терминами – не только внешняя, но и смысловая. Идеологической диверсией можно было назвать что угодно, тогда как покушением на конституционный строй – ограниченный перечень деяний. С «идеологическим противником» можно было бороться, не выбирая средств, тогда как при защите конституционного строя приходится считаться с Конституцией. Кроме того, борьба с «идеологическими диверсиями» означала приверженность КГБ определенной идеологии, тогда как «защита конституционного строя» означает внеидеологический статус спецслужб: они призваны служить стране, а не лицам и партиям. Следует отметить, что первым подобное изменение функций спецслужб намеревался осуществить Л.П.Берия.

Численность центрального аппарата 5го Управления КГБ была поначалу небольшой: в 1967 г. – около 200 чел, но она быстро росла. Структура Управления была такова:
-1-й отдел – работа по каналам культурного обмена, творческим союзам, НИИ, медицинским и культурным учреждениям. Писатели, поэты, врачи и музыканты, архитекторы и скульпторы – находились в его «ведении».
– 2-й отдел – работа совместно с ПГУ против центров «идеологических диверсий» западных стран, против националистических и шовинистических групп и эмигрантских организаций.
– 3-й отдел – работа по линии студенческого обмена, студентов и преподавателей. Занимался вербовкой «стукачей» в студенческой и преподавательской среде.
– 4-й отдел: «работа» по линии религиозных конфессий, «курировал» церковь, фактически ведал назначениями и перемещениями священнослужителей, закрытием и открытием храмов, и так далее.
– 5-й отдел: розыск авторов анонимных антисоветских листовок, проверка сигналов о фактах терроризма («телефонный терроризм» и тогда был), «предотвращение массовых антиобщественных проявлений». Под этим термином понимались забастовки, митинги, собрания, пикетирования, сбор подписей под различными воззваниями и петициями, – словом, любое несанкционированное коммунистической партией групповое действие политического характера.
– 6-й отдел: планирование и информационная работа, «обобщение и анализ данных о деятельности противника по планированию идеологических диверсий, разработка мероприятий по перспективному планированию и информационной работе».также занимался перлюстрацией корреспонденции.
– 7-й: (образован в 1969 г.): «выявление и проверка лиц, вынашивающих намерения (!)применить взрывчатые вещества и взрывные устройства в антисоветских целях». «Выявленных» ставили на оперативный учет – годами вели на них агентурные дела. А вот когда в 1977 г. группа армянских террористов-националистов произвела теракт в московском метра, КГБ их заранее «выявить» не смог. Еще 7-й отдел проверял «сигналы» об угрозах в адрес высших руководителей страны – вопрос, которым в США, например, занимаются служба безопасности президента и ФБР, а вовсе не разведка. А поскольку людей, желавших «вождям» всего самого «доброго» было множество, легко представить себе объем копившихся в 7м отделе Пятого Управления ненужных бумаг.
– 8-й: (образован в 1973 г.): «выявление и пресечение идеологических диверсий подрывных сионистских центров». За отсутствием реальных «сионистских центров» отдел занимался преследованием за религиозную деятельность, за намерение выехать в Израиль, и даже за попытки отмечать еврейские праздники или изучать иврит. К «подрывным центрам» причислялись такие всемирно известные еврейские благотворительные и культурно-просветительские организации, как «Сохнут», «Джойнт», и прочее.
– 9-й: (образован в 1974 г.): «ведение наиболее важных разработок на лиц, подозреваемых в организованной антисоветской деятельности, (кроме националистов, церковников, сектантов), выявление и пресечение враждебной деятельности лиц, изготовляющих и распространяющих антисоветские материалы, проведение агентурно-оперативных мероприятий по вскрытию на территории СССР антисоветской деятельности зарубежных ревизионистских центров». Занимался «разработкой» «крупных» диссидентов, – таких, как А.Солженицын, В.Буковский, Л.Алексеева. Тех, кто составлял издания, подобные «Хронике текущих событий», либо регулярно передавал информацию иностранным корреспондентам, устраивал пресс-конференции. Что касается «ревизионистских центров», то имеются в виду лица, разделяющие социал-демократические или социалистические, но не отвечающие «линии партии» убеждения. Сюда же относились сторонники «конвергенции» – синтеза капитализма и социализма (Рой и Жорес Медведевы, например).
– 10-й: (образован в 1974г.): проведение контрразведывательных мероприятий против зарубежных антисоветских организаций (кроме украинских и прибалтийских националистов).
– 11-й: (образован в 1977 г.): по проведению «оперативно-чекистских мероприятий по срыву подрывных акций противника и враждебных элементов в период подготовки и проведения Летних Олимпийских игр в Москве. По окончании игр отдел «занялся» «курированием» спортивных организаций.
– 12-й отдел занимался прослушиванием телефонных переговоров населения;
– 14-й отдел – «курировал» телевидение и радиовещание – как в отношении цензурной и редакционной политики, так и в плане «разработки» кадров.

В чем русские считаются лучшими в мире? На ум обычно приходят космонавтика, оружейное дело, театр, балет, хоккей, фигурное катание. Но далеко не все знают, что лучшей в мире по праву признается и русская школа обеспечения безопасности первых лиц государства. За всю историю СССР и современной России сотрудники охраны лидеров страны не допускали фатальных ошибок, которые приводили бы к резонансным результатам, не говоря уже о гибели или похищении охраняемых.

Редакция «Русской планеты» поставила себе амбициозную задачу - в серии тематических публикаций хотя бы кратко, в основных вехах проследить историю личной охраны в России с царских времен и до наших дней. Начало серии было положено разговором с Дмитрием Николаевичем Фонаревым, старшим офицером штаба легендарной «девятки» (9-го Управления КГБ СССР), с 1995 года президентом Национальной ассоциации телохранителей (НАСТ) России.

- Дмитрий Николаевич, в чем вы видите главную задачу НАСТ России?

Наша главная уставная задача - установление и совершенствование профессионального подхода к обеспечению личной безопасности на территории России. А идея заключается в точном, повсеместном и постоянном следовании лучшим профессиональным традициям русской школы личной охраны. И самое важное, ключевое звено в любой профессии - это неразрывная связь поколений.

В 9-м Управлении КГБ СССР были идеальные инструкции и другие документы, которыми руководствовались все, начиная от прапорщиков и заканчивая генералами. Главным документом являлся приказ № 00157 от 1961 года, составлен он был, что называется, фундаментально. При всех структурных изменениях в «девятке» приказ оставался в изначальной редакции. В нем присутствовали мысли и идеи сталинского ГУО, потому что выдумывать что-то новое в принципах охраны и ее организации нет надобности. Лучшее - враг хорошего. Все, что работало тогда, будет работать всегда. То, что не прошло испытание временем и опытом, уходит, но не забывается. На ошибках умные люди тоже учатся.

Знания и навыки передавались из поколения в поколение. Моими наставниками были офицеры, служившие еще в охране Сталина, такие как Владимир Дмитриевич Винокуров. Ну а главным и незабываемым учителем был, конечно, Валерий Геннадьевич Жуков - выездник Брежнева, отработавший с Леонидом Ильичом 14 лет. Именно так, «из рук в руки» передавались и опыт, и традиции, и знания, и, главное, тот морально-волевой стержень, на котором воспитывается мировоззрение офицера личной охраны.

Собственно, этим мы уже 20 лет и занимаемся в Национальной ассоциации телохранителей. Есть и более именитые профильные ветеранские ассоциации, такие как «Девятичи» и Ассоциация ветеранов СБП, которую бессменно и по праву возглавляет Александр Васильевич Коржаков.

- Сколько поколений было в охране советских лидеров?

Академия НАСТ России выделяет четыре фундаментальных периода становления личной охраны в СССР по периодам руководства страной. Их можно условно обозначить как «сталинский», «хрущевский», «брежневский» и «горбачевский». Но, вообще, правильнее говорить не об истории охраны в СССР, а об истории уникальной русской школы охраны. Эта история началась задолго до революции (между прочим, за 30 лет до зарождения подобной службы в США) и не закончилась с распадом Советского Союза. Поэтому можно сказать, что вышеназванным четырем периодам предшествовали «царский» и «ленинский», а постсоветская эпоха разделяется на «ельцинский» и «путинский» периоды. И так будет всегда, пока стоит государство Российское.

При этом историю русской школы охраны никто детально «изнутри» не описывал. Архивные источники скупы и сухи. Поэтому нет ничего правильнее, чем выслушать тех, кто сам прошел путь офицера охраны, кто вобрал в себя переданный, как я уже говорил, «из рук в руки» опыт наставников. Кстати, аббревиатура НАСТ имеет определенный смысл и с этой точки зрения. Когда мы пишем о своих учителях, мы называем их «НАСТавниками». И только так!

Сам я прошел службу в «девятке» в завершающий советскую эпоху четвертый период. Меняются времена, люди, подход к подбору кадров и системной расстановке. Но традиции и школа сохраняют тот самый стержень, который гарантирует самое главное - надежность системы.

- Какие качества, на ваш взгляд, важны для сотрудника охраны?

Главное в личной охране - это надежность как способность системы безотказно работать в изменяющихся условиях. Надежность системы складывается из совокупной надежности всех ее элементов вместе и каждого в отдельности. А это значит: что бы ни происходило, лично ты, офицер охраны, должен выполнить поставленную перед тобой системную задачу. Это позволяет сделать только опыт, просто стажа работы недостаточно. Опыт сотрудника охраны - это его способность быстро принимать эффективные решения в сложной оперативной обстановке, а стаж - лишь отрезок времени, которое он проработал в профессии. Можно иметь большой стаж, но не обладать должным опытом. Есть курс молодого бойца, где тебя научат стрелять, владеть приемами рукопашного боя и так далее, но главные навыки ты нигде не получишь, пока сам не начнешь работать.

Простая истина - в личной охране мелочей не бывает. Поэтому крайне важно внимание ко всем деталям того, что тебя окружает. Например, сопровождая охраняемого, очень важно всегда занимать правильную позицию. Высший профессионализм проявляется в том, что наша работа незаметна со стороны. Охрана не должна никому мешать, в первую очередь охраняемому. Нельзя идти слишком близко от него, чтобы не наступить ему на ногу. Да и слышать лишнее телохранителю ни к чему. Но и слишком далеко стоять тоже неправильно - можно не успеть среагировать на какую-то опасность. Мелочи? Конечно! Но не зря еще офицеры сталинской охраны говорили: «Хочешь быть поближе - будь подальше». Что это значит, может понять только тот, кто обладает опытом, а не просто стажем…

- За что телохранителя могут уволить?

Таких причин много. Во-первых, служебное несоответствие, какой-то очень серьезный прокол. Во-вторых, здоровье, когда ты уже по физическому состоянию не подходишь для этой работы. В-третьих, выслуга лет, когда тебе просто пора на пенсию. В-четвертых, дискредитация - это самое страшное, это чуть ли не измена Родине. Но так было в советское время, сейчас все проще: закончился контракт, и до свидания. Раньше сотрудник приходил в охрану и мог работать там всю жизнь, а сейчас пятилетние контракты.

- Должен ли охраняемый соблюдать указания охраны?

Михаил Петрович Солдатов. Фото из личного дела.

Вопрос занимательный, но не более того. Инструкций для охраняемых еще не существует. И вряд ли кому взбредет в голову писать «Инструкцию по применению телохранителя»... На практике все зависит от того, какие отношения сложились между прикрепленным и охраняемым. Те, кто уже ушел со службы в охране, всегда говорят людям во власти: если вы не можете позаботиться о самих себе, как вы можете о народе заботиться? Если телохранителей не будет, неизвестно, сколько страна продержится. От личной охраны, как показала историческая практика, всегда очень многое зависит. А что касается частных телохранителей, то там, на рынке есть такая поговорка: «Клиент прав, пока жив».

Но охраняемые, конечно, далеко не всегда к нам прислушиваются. В «девятке» было всего несколько человек, которые могли сказать: «Будет вот так!», и охраняемые подчинялись. Например, я видел, как вел себя Александр Николаевич Соколов - прикрепленный Лигачева. Он говорил: «Егор Кузьмич, это неправильно». Или Михаил Петрович Солдатов - легенда №1 9-го Управления. Я его не застал, но работал в той самой группе, которую он возглавлял, вместе с его сыном Александром Михайловичем. Таким был и начальник охраны Брежнева Александр Яковлевич Рябенко.

- Не очень-то много получается таких смельчаков. А как остальным справляться с этой проблемой?

Со сталинских времен известны мудрости, работающие в любой ситуации. Есть три заповеди - правила, спасающие телохранителя от лишних проблем. Правило первое - брать на себя как можно меньше ответственности, всяких разных инициатив и лишних обязанностей. В системе все расписано: лишнего требовать не станут, но за свой участок отвечать заставят. За то, что вы будете делать больше работы, например проверять все подряд, больше денег вам не заплатят. Но если что-то в тех «не ваших» делах пойдет не так, вы будете виноваты. Инициатива приветствуется, но она наказуема, если дает негативные результаты.

Правило второе - не нужно говорить то, чего нельзя написать. Сказать легко: вот надо, чтобы охрана поехала туда-то, тут отсечь, там привлечь… Но потом поставленная задача может оказаться невыполнимой. А вот когда начинаешь все детально расписывать, становится ясно, что реально, а что нет, тем более когда сам пробуешь сделать то, чего требуешь от других людей. Штабной, «бумажный» опыт без постового немногого стоит.

Правило третье я уже называл: если хочешь быть ближе к первым лицам, будь дальше. Правило, кстати, актуально не только для охраны: сегодня это можно было бы посоветовать многим, кто жаждет близости к власть имущим...

Если работаешь с охраняемым, не лезь к нему со всякими мелочами, не лебези, не подхалимничай. Но при этом будь всегда в нужном месте в нужное время, чтобы тебя могли найти. Многие думают, что они близки к первому лицу и это залог их успеха навсегда, а потом попадают в неприятности, иногда очень большие. Это правило - аналог русской пословицы: «Подальше от царей голова будет целей».

- А вам эти заповеди помогали?

Конечно. Когда я работал у Горбачева в охотхозяйстве «Завидово», произошел один интересный случай. Как известно, Михаил Сергеевич с Раисой Максимовной всегда были «мы», все делали вместе. Письма от народа, которые советскому лидеру через ЦК приходили, тоже вместе читали. И вот один парнишка из Армении написал, что он молодой композитор, а музыку сочинять ему не на чем, ему бы гитару... Горбачевы решили: надо помочь, и подарок должен быть достойный. Но какая гитара лучше, и где ее взять?

Естественно, вопрос был адресован начальнику охраны Владимиру Тимофеевичу Медведеву. Тот спрашивает старшего офицера Вячеслава Михайловича Семкина: кто, мол, там у нас в гитарах смыслит? Посылают за мной, потому что коллеги знали, что я вроде как на гитаре играл.

Вызывают с поста, а на улице холодно, минус 42, на мне автомат, пистолет, подсумки, бекеша, куча теплой одежды. Надо снимать! Нет, говорят, иди так, только оружие оставь в дежурке и бегом в главный дом. Зачем, не сказали...

Захожу в комнату и вижу - лежит на столе семирублевая гитара шиховского завода. Думаю: мне петь, что ли, надо? А Раиса Максимовна говорит очень вежливо, тепло так, по-домашнему: «Мы сомневаемся, хороший это инструмент или нет». Я по-прежнему не понимаю, чего от меня хотят, но надо что-то отвечать, понимаю, что, если скажешь: «Не знаю», завтра на работу можно и не выйти. Зачем в охране генсека такие люди, которые чего-то не знают?

Я и говорю: «Ну да, простенькая такая гитара». Она хитро так спрашивает: «А какую гитару лучше в подарок»? Я хотел было сказать, что лучше всего импортную чешскую «Кремону» подарить, но что-то меня удержало, и я говорю: «А у нас в Ленинграде делают замечательные двенадцатиструнные гитары». Спасибо, говорит, вы нам очень помогли. Не успел я на пост вернуться, уже выехала машина за ленинградской гитарой. Словом, как я уже сказал: будь подальше, но всегда будь готов оказаться рядом. И не просто оказаться, а быть полезным.

Да и, вообще, близость к первым лицам - палка о двух концах. Наша работа, она ведь благородная, но не благодарная. Николай Власик был 25 лет со Сталиным и его семьей, прошел всю войну, но Сталин не стал возражать, когда его сняли с должности, а затем арестовали. И сколько таких примеров можно привести…

- Мы начали с разговора о преемственности в охране. Можно ли сказать, что она сохраняется?

Об этом мне сложно судить. После того как в 1991 году был упразднен КГБ, связь поколений в значительной степени прервалась. В нынешней ФСО (Федеральной службе охраны) работают преданные люди, но у них нет той школы, которая воспитывала нас. Возможно, они лучше нас делают свою работу. Но вопрос о наставнике по традиции «девятки» останется вечным. Знания и опыт должны передаваться, а не хорониться.

- А чем вы занимаетесь, что называется, для души?

В клубе Арсенала - комсомольский актив Управления: Слева - Хлебников С. Д., секретарь комитета комсомола Управления, в центре - Лункин А.А.,секретарь комсомольской организации кремлевского полка, с гитарой - секретарь комсомольской организации 18-го отделения 1-го отдела. Фото: из личного архива

Философией и музыкой. В январе следующего года вместе с уникальным специалистом в области энергоинформационных технологий Татьяной Викторовной Пановой планирую закончить шестую «философскую», на мой взгляд, книгу под рабочим названием «Метаконтакт». А в свободное время с друзьями играю на всем, что звучит, и записываю музыкальную фантазию «Путешествие в никуда».

- Как вам удается все успевать?

Не успевают только те, кто не умеет планировать свое время. А меня в «моих университетах» этому хорошо научили.